– Я помогу Галену держать стражу. Есть другой, кому
нужно сейчас спать возле тебя.
В его лице не было ни обиды, ни капризов. Он выглядел, как
ни глупо это звучит по отношению к многосотлетнему существу, взрослым.
Еще раз я очнулась, когда кто-то вполз на кровать, стараясь
не задеть мою раненую руку. Тело было мне незнакомое. Не смогу объяснить, как
именно, но я знаю своих мужчин – на ощупь, на запах, – а нового гостя я
так хорошо не знала. Я открыла глаза и увидела над собой золотистое лицо
Адайра.
– Королева сказала, что я твой, если ты меня
хочешь. – В глазах у него дрожали неуверенность и страх. Одна Богиня
знает, в каком настроении королева сейчас, после нашего представления. Я бы не
хотела попасть ей под руку.
– Оставайся с нами, – прошептала я. – Конечно,
оставайся.
Он повернулся ко мне спиной и свернулся в комок. Его
сотрясала дрожь, и я не сразу поняла, что он плачет. Кровать задвигалась – на
нее вполз Рис, лег рядом с Адайром, и Китто устроился в ногах постели, и Никка
с Шалфеем тоже улеглись, осторожно примостив крылья. Мы все прикасались к
Адайру, прикосновениями рук и тел давали ему понять, что он в безопасности. Так
мы и заснули в общей большой куче теплых тел и обнимающих рук.
Разбудили меня сразу два обстоятельства: Адайр застонал во
сне, а Дойл с другой стороны от меня притих. Я заморгала, просыпаясь, и Дойл
чуть сжал руку у меня на талии, предупреждая не двигаться. Я замерла, вжавшись
в Дойла, а Адайр с другого бока продолжал постанывать.
Королева стояла у изножья кровати и смотрела на нас. О чем
она думала, было мне непонятно, только явно не о чем-то хорошем.
Я погладила Адайра по голой спине, и он перестал стонать и
заснул крепче. Лежащий по другую сторону от него Рис тоже не спал, как и
я, – это я скорей почувствовала, чем услышала. Никка, Китто и Шалфей спали
– дышали они ровно и глубоко.
Холод и Гален стояли у кровати, за спиной у королевы, словно
хотели ее схватить, но не отваживались. Как защитить кого-то от самой королевы?
Ответ – никак.
Она тихо, как будто не желая разбудить спящих, сказала,
глядя на нас:
– Не знаю, кому завидовать больше – тебе, со всеми
твоими мужчинами, или твоим мужчинам, обнявшим тебя. Я ощутила на вкус твою
силу, Мередит, и скажу тебе, она очень, очень привлекательна. – Она
отвернулась, хотя я и так вроде бы ничего не слышала. – Эймон меня ждет
вместе со стражами, которых я выбрала на эту ночь. – Она опять глянула на
меня: – Ты вдохновила меня взять сегодня в постель побольше народу.
Адайр напрягся, и я поняла, что он проснулся, хоть и не
открыл глаза. Он притворялся спящим, как притворяется ребенок: главное –
притворись хорошенько, и все чудовища уйдут.
Она вдруг хохотнула, и Адайр дернулся, будто звук его ударил
– хоть этого и не могло быть.
Королева ушла смеясь, а нас все это как-то не очень
позабавило.
Я подумала, где сейчас Баринтус, и Усна, и Аблойк, и даже
Аматеон с Онилвином. Они теперь вроде бы мои, а значит, я должна их защищать. Я
послала Риса узнать, где они. Немного погодя он пришел и привел их всех.
Включая Готорна, Иви и Бри.
– Я спросил у королевы разрешения забрать твоих людей,
и она дала выбор тем, кто с тобой еще не был. Они все решили пойти сюда. –
Рис выглядел усталым, но довольным.
Баринтус оглядел кровать и покачал головой.
– Боюсь, все мы разом даже в этой кровати не
поместимся.
Он не ошибся, но все же в ней поместилось больше народу, чем
можно было подумать. Когда мы устроились – в такой толпе мне еще спать не
приходилось, – откуда-то из ног постели донесся голос Аматеона. Думаю, он
сказал за всех новых стражей:
– Спасибо, что послала за нами Риса.
– Вы теперь мои, Аматеон, в счастье и горести.
– В счастье и горести, – повторил Рис из глубины
комнаты.
– Здесь не человеческий зал бракосочетаний, –
буркнул Холод от дверей.
Дойл прижался ко мне плотнее, и я расслабилась в его
объятиях.
– Брак может кончиться разводом, а то и просто
кто-нибудь из супругов сбежит, – сказал Дойл. – Мерри к своим
обязанностям относится строже.
– Так что, – спросила я темноту, – в бедности
мы будем жить или в богатстве?
– Вот не знаю, – ответил Рис. – Вряд ли мне понравится
бедность.
– Спокойной ночи, Рис, – сказала я. Он засмеялся.
Откуда-то ближе к двери отозвался Гален:
– В болезни и здравии, пока смерть не разлучит нас.
Слова прозвучали как обещание и как роковое предсказание
одновременно.
Голос Онилвина долетел из темноты, достаточно далекий, чтобы
догадаться – ему местечка в кровати не досталось.
– То есть ты связываешь свою судьбу с нами? Будешь
нашей защитой и нашей судьбой?
– Защитой – да, но судьба твоя в твоих руках, Онилвин.
Никто ее у тебя не отберет.
– Королева говорит, что наши судьбы в руках у
нее, – сказал он тихо, как всегда говорят люди в сонной темноте.
– Нет, – ответила я, – нет. Ничьей судьбой не
хочу распоряжаться. Слишком большая ответственность.
– Разве быть королевой – не значит именно это?
– Судьба моего народа зависит от меня, да, но у каждого
есть свой выбор. У тебя свободная воля, Онилвин.
– Ты в это действительно веришь?
– Да, – сказала я и уткнулась лицом в затылок
Адайра. От него пахло свежей древесной стружкой. Адайра никто не попросил
подвинуться, и я невольно задумалась, что сделала с ним Андаис, кроме того, что
обкромсала волосы.
– Абсолютный монарх, который верит в свободную волю?
Разве это не против правил? – спросил Онилвин.
– Нет, – сказала я, не поднимая головы от шеи
Адайра. – С моими правилами это согласуется. – Голос у меня стал
протяжнее, я соскальзывала в сон.
– Кажется, мне понравятся твои правила, –
проговорил Онилвин тоже сонным голосом.
– Правила – это да, – заметил Рис, – но вот
домашняя работа...
– Домашняя работа! – удивился Онилвин. –
Сидхе не работают по хозяйству.
– Мой дом – мои порядки, – сказала я.
Онилвин и еще несколько не заснувших стражей попытались
поспорить.
– Хватит, – сказал Дойл. – Будете делать, что
скажет принцесса.
– А то что? – спросил голос, который я не
опознала.
– А то отправитесь обратно к нежным ласкам королевы.
Молчание в ответ было многозначительное и довольно
тревожное.
– Ну, если мне придется мыть окна, секс должен быть
чертовски хорош. – Кажется, это был Усна.
