Я сбросила халат на пол.
– Чего же я стою, если ты не готов небо и землю
продать, чтобы взглянуть на мою наготу? Была бы я по-настоящему прекрасна, ты
бы так не сказал.
Я испытующе посмотрела на Курага, всем лицом выразив
неуверенность, которую в меня вселили сидхе. Худшим из моих критиков была моя
собственная мать. Только пару месяцев назад я поняла, что она мне просто
завидовала. Поняла, что моя мать похожа на человека больше, чем я сама. Рост и
стройность – вот все, что сближало ее с сидхе, а волосы, глаза, кожа были
человеческими. В отличие от моих.
Кураг разглядел мое беспокойство, и его взгляд стал
напряженным.
– Ты и вправду не уверена в себе. – Казалось, это
его поразило. – В жизни не встречал женщину-сидхе, которая не считала бы
себя божьим даром для мужчин.
– Эти самые женщины сказали мне, что я –
недоросток, – я обвела руками груди, – что грудь у меня слишком
велика... – руки скользнули по талии вниз, – что у меня слишком много
округлостей... – руки огладили бедра. У женщин-сидхе бедер практически
нет. Я чуть тряхнула головой, чтобы волосы упали на лицо, и покосилась на
Курага из-за алой завесы. – Сказали, что я уродлива.
Он взлетел с кресла, швырнув царицу на пол, и зарычал:
– Кто это сказал?! Я им собственные языки в глотку
засуну, чтоб они подавились своей ложью!
Ярость в его лице, дрожащее бешенство во всем теле – я
расценила это как настоящий комплимент. Я поняла, что Кураг, вполне возможно,
хотел получить меня не только из политических соображений или ради улучшения
породы. В это мгновение я подумала, что, может быть – только может быть, –
царь гоблинов действительно меня любит, на свой особый манер. Я многое готова
была от него сегодня увидеть, но только не любовь.
Не знаю почему, но я вдруг ощутила на щеках слезы. Отчего я
плачу? Оттого, что гоблин захотел защитить мою честь? Я посмотрела на Курага,
открывая ему все, что было сейчас у меня на лице и в глазах. Потому что поняла,
что так и не поверила до конца в свою красоту. Стражи желали меня уже потому,
что без меня были обречены на воздержание. Они добивались меня ради трона.
Никто не хотел меня ради меня самой. Может, я к ним несправедлива, но откуда
мне знать, что на самом деле привело их в мою постель? Я смотрела на Курага и видела
мужчину, который знал меня с детства и считал меня прекрасной, достойной того,
чтобы броситься мне на защиту, а ведь он никогда не будет со мной, не сможет
стать моим королем. Знать, что кто-то обожает меня только потому, что я такая,
как есть, – это многого стоило. Я не сумела бы выразить это словами, но я
показала Курагу, что все оценила. Показала, как дорог мне он сам и как дороги
чувства, которые он ко мне испытывает.
– Не плачь, девочка, да упасет меня Консорт! –
помягчевшим голосом сказал Кураг.
Китто встал с пола, чтобы прижаться губами к моей щеке.
Раздвоенный язык ласково и быстро коснулся кожи. Я не выразила протеста, и он
слизнул слезы со щеки. Гоблины считают большинство телесных жидкостей слишком
ценными, чтобы дать им пропадать впустую. Я понимала, что он делает и почему,
но, если честно, сейчас сошло бы практически любое прикосновение. Я обняла
Китто за плечи и прижалась к нему покрепче.
Рис встал за моей спиной на колени и обнял меня. Ему
пришлось обнять и Китто, потому что я не отрывалась от гоблина. Только те, кто
был с нашей стороны зеркала, знали, чего ему стоило прикоснуться к Китто по
своей воле. Одно это его действие придало мне бодрости.
– Год ты не получишь, Мерри, даже ради твоих слез. Даже
за это выражение твоего лица.
Кураг по-прежнему стоял – такой громоздкий, что заполнял
чуть не все зеркало. Он нависал над нами, частью из-за того, что зеркало
располагалось довольно высоко, а частью потому, что стоял слишком близко к
стеклу.
Китто вылизал щеку досуха и хотел передвинуться, чтобы
дотянуться до другой щеки – слишком крепко он был зажат между руками Риса и
моим телом. Я ждала, что Рис разожмет руки, позволяя ему подвинуться, но страж
не шелохнулся. Он сжимал нас с сокрушительной силой. Я вдруг поняла, что мы не
сможем и шевельнуться, пока Рис нам этого не позволит, и у меня перехватило
дыхание, а сердце испуганно заколотилось.
Голос у меня задрожал от внезапной тревоги.
– Стоят ли мои слезы месяца, Кураг?
Китто прогнулся под хваткой Риса и вжался в меня плотнее, но
только когда Рис шепнул мне в макушку: "Повернись к нему другой
щекой", я додумалась повернуть лицо.
Язык Китто бегал по моей щеке, дыхание почти обжигало. Рис
сжал руки еще сильней, обездвижив меня оковами мускулистого тела. Я не могла
сосредоточиться, не могла думать.
– Еда и трах любому гоблину задурят голову, –
прорычал Кураг, но голос у него понизился не от гнева.
Я прошептала:
– Рис, я так не могу думать.
Он расслабил руки, но ровно настолько, чтобы дать мне
иллюзию свободы. Игра была знакомая, вот только время для нее было выбрано
неудачно. Не посреди же политических переговоров! Я и хотела, чтобы он отпустил
нас, и жаждала чувствовать на себе его руки, крепкое тело, прижимающееся к
спине, жаркий шепот у затылка. Вот Китто – тот любит, когда ему приказывают,
когда не оставляют выбора. Это дарит ему чувство безопасности. Это и вправду
может успокаивать, но я безопасности в сексе не искала.
Мне удалось сосредоточиться на Кураге, но я догадывалась,
что мои чувства все же отражаются на лице. Я все ждала, что Дойл вмешается,
прекратит это неуместное представление, но он своего присутствия вообще не
выдавал, словно его и не было в комнате.
– Давай покажу, что ради тебя может сделать настоящий
гоблин, Мерри, – сказал Кураг, бросив взгляд на Риса. – Дай мне
отрезать кусок плоти по моему выбору. Если сделать все правильно, все зарастет
без следа. За это я подпишу почти все.
Возразил ему Рис:
– Китто в сделке не участвует. – Голос прозвучал
хрипло.
– Он – гоблин, я могу с ним сделать что хочу и когда
хочу.
– Не думаю, – возразила я.
– Он теперь сидхе, – сказал Рис волнующе низким
голосом. – Когда-то он был добычей всякого, кто хочет. Теперь это не так.
– Он остался таким, как был. Он по-прежнему жаждет,
чтобы им управляли. Я не боюсь никого, кто ищет себе хозяина.
У меня прорезался голос, и звучал он почти нормально:
– И все же ты хочешь, чтобы он отрезал кусок плоти от
того, кого он считает хозяином. Где твоя логика, Кураг?
– Мне никого не нужно спрашивать, чтобы заставить Китто
делать, что я хочу. Я возьму, что пожелаю, у любого гоблина, который не сможет
мне помешать. – Он ткнул пальцем в Китто. – А у него на это силенок
не хватит!
– Сила бывает разной, Кураг, – сказала я.
