Ее волосы развевал ветер, тот самый теплый весенний ветер.
Глаза наполнились светом, и я опять смотрела в сердце весенней грозы, озаренной
молниями, в клочья рвущими небеса, но вместо дождя на меня пролилась ее магия.
Я подняла лицо навстречу этой магии, как к настоящему дождю.
Ее ладони ласкали мою нагую кожу, словно на мне не было ни
ниточки. Она обнимала меня, и я радостно подавалась ей навстречу, мои ладони
скользили по ее обнаженным плечам. На ней было слишком много надето – и это
казалось неправильным. Мне нужно было прикасаться к ней всем телом. Я поняла,
что чувствую жажду кожи, которую испытывает Мэви, не я. Ее нужду в
прикосновении плоти сидхе. Я сама слишком хорошо помнила подобную жажду, я ее
утолила всего четыре месяца назад. Так много одиноких ночей... Я перестала
различать, где мои чувства и где – чувства Мэви, и знала, что это действие ее
магии. Она спроецировала свои чувства и желания так, что я сочла их своими.
Я потянулась к пуговкам ее жилета, но они были слишком мелкие,
слишком муторно расстегивались! Я сгребла полы жилета и рванула. Пуговицы
разлетелись в стороны, щелкая по стенам, по кровати, по мужчинам.
Мэви всхлипнула, глядя на меня широко раскрытыми, туманными
от желания глазами. Ее остренькие груди заканчивались крупными округлыми
сосками, блиставшими, словно их вырезали из алого драгоценного камня. Я провела
руками по ее голому животу. Под белым сиянием моих рук золотистый свет
запульсировал, становясь ярче под прикосновением и тускнея, когда я вела руку
дальше по горячей коже Мэви. Ладони скользили вверх, пока не остановились прямо
под грудями. Если бы меня в этом месте трогал мужчина, мои груди легли бы ему
на руки, но грудки Мэви, маленькие и твердые, еще не коснулись моих пальцев.
Сияние ее магии разгоралось ярче и ярче под моими руками,
словно у ее грудей зажегся настоящий костер.
– Да, да! – простонала она.
Я вдруг поняла, что ее нужда надо мной больше не властна,
что я не ощущаю ее как свою собственную. Магия меня влекла, но в этом отношении
я была свободна. Если я стану ее ласкать, то только по своей воле.
Я обвела ее взглядом: голова запрокинута, глаза
полуприкрыты. Ее желание по-прежнему насыщало воздух мускусным ароматом, но я
уже могла дышать им и не опьяняться. Я посмотрела на золотое сияние силы под
моими пальцами и подумала, как это чувствуется – когда столько магии ласкает
нагую грудь? Хотя бы это я могла ей дать.
– Поцелуй меня, Мэви, – шепнула я.
Она приоткрыла глаза и посмотрела примерно в моем
направлении, но сфокусировать взгляд ей не удалось, она была близка к оргазму
от прикосновения магии и обнаженной кожи.
– Поцелуй меня, – повторила я.
Она наклонилась, и я ждала, ждала долго-долго, пока наши
губы не соприкоснулись, а потом я повела руками вверх по холмикам ее грудей.
Она жестче прижалась к моим губам, и поцелуй стал глубоким и неистовым, а потом
мои пальцы добрались до ее напряженных сосков – и мир взорвался. Сила бросила
нас обеих на кровать, Мэви упала на меня, а мои руки так и остались на ее
грудях, словно я схватила высоковольтный провод и не могла уже его бросить.
А я и не очень хотела бросать. Я хотела погрузиться в ее
золотое сияние и потеряться в нем.
Она поднялась надо мной, дрожащая, вопящая, извивающаяся под
моими ладонями там, где они будто погружались в ее плоть. Она ударила в меня
бедрами – будь я мужчиной, мне было бы здорово больно. Но я мужчиной не была, и
какая-то грань моей магии сумела отстранить от меня ее впечатляющий оргазм.
Мэви извивалась на мне, и магия посылала сквозь мое тело волну за волной, но
это высшее наслаждение принадлежало только ей. И почему-то это казалось
правильным. Она так долго этого ждала!
На самом пике она открыла глаза и, должно быть, увидела мое
лицо – поняла, что я дарю ей удовольствие, но не получаю сама, и ей это не
понравилось. Она положила руку мне на живот, и белое сияние вспыхнуло ярче под
ее прикосновением. Меня будто касалась весенняя теплынь – весомая, роскошная
благодать, ласкающая, играющая на коже. Я успела подумать, неужто Мэви так же
ощущала мои ладони на своей груди, и тут она сунула руку мне в плавки и в тот
миг, когда эта трепещущая, пульсирующая сила коснулась моей плоти, оргазм
брызнул из меня волна за волной, словно ее быстрое касание было камушком,
брошенным в озерную гладь, и каждый бежавший по воде круг был волной
удовольствия, и удовольствие опускалось все глубже вслед за этим воображаемым
камушком. Эта ласка и гладила, и пронизывала меня одновременно.
Я очнулась на той же кровати, Мэви бессильно лежала на мне
сверху. Я не слышала ее неровного дыхания за шумом в собственных ушах, но
чувствовала, как поднимается и опадает ее грудь, когда она пытается глотнуть
воздуха. Мы обе старались отдышаться и как-то усмирить взбесившийся пульс.
Ее частое дыхание и неровный смешок – вот первое, что я
услышала, когда ко мне вернулся слух. Вторым было высказывание Риса:
– Не знаю, то ли зааплодировать, то ли разрыдаться.
– Как хочешь, – ответил ему Гален. – А я
поплачу. Такое шоу пропустили!
Я с трудом повернула голову. С гораздо большим трудом, чем
должна была. Но в конце концов я смогла рассмотреть комнату сквозь дымку
платиновых локонов Мэви. Я сглотнула и попыталась заговорить, но это пока
оставалось за пределами моих возможностей.
Гален, Никка и Холод только что вошли в комнату. Рис и Дойл
стояли у постели, но не так близко, чтобы мы могли случайно их задеть.
Мэви сумела заговорить раньше, чем я.
– Я забыла, совсем забыла... Да благословит меня
Богиня, я забыла, как это – быть с другим сидхе!
Она медленно, неловко с меня скатилась, словно тело ей не
вполне повиновалось. Она повернулась ко мне с улыбкой, хотя навести фокус ей
еще было трудновато.
– Ты была невероятна.
Мне удалось прошептать:
– Когда я в следующий раз попрошу поцелуя, напомни мне
выразиться поконкретней...
Она засмеялась и закашлялась.
– В горле сухо.
Вот интересно, и у меня тоже.
– Никка, – распорядился Дойл, – принеси дамам
воды.
Выходя из спальни, Никка заметно принял в сторону, словно
слева от двери кто-то стоял, преграждая дорогу. До объяснений снизошел Гален:
– Там в коридоре стоит дерево. Яблоня, похоже. Выросло
прямо из бетона посреди бассейна, а пока мы добрались до второго этажа, оно
пробило дыру в потолке и доросло досюда.
Рис выглянул из двери.
– Бутоны вот-вот раскроются.
Из-за двери поплыл аромат яблоневого цвета.
Дойл внимательно оглядывал нас обеих и меня в особенности.
– Как ты себя чувствуешь?
– Лучше. Горло болеть перестало.
