– Еще одна шуточка на эту тему, и я тебя выкину из
кровати, клянусь.
– Ну разве я посмею?
– Конечно, посмеешь, кто бы сомневался! – Я
схватила его руку. – Рис, прекрати, пожалуйста!
Холод с Шалфеем показались в дверях, и я расслышала, о чем
они спорят. Холод хотел, чтобы Шалфей не пользовался гламором, когда станет
пить кровь, а эльф настаивал на гламоре. Так забавней, говорил он.
Рис вздохнул, помрачнев.
– Мне Холод нравится, в драке он – что надо, но ему
слова нельзя было сказать спокойно, когда он только стал сидхе и был принят при
дворах. Вспыхивал будто порох.
Чуть раньше эта фраза меня озадачила бы, но теперь я знала,
о чем говорит Рис. Я видела первоначальный облик Холода – тогда он сидхе не
был. Но на меня навалилось столько всего, что я ничегошеньки не успевала толком
обдумать. Холод не всегда был сидхе, а меня учили, что сидхе может стать только
тот, в ком течет наша кровь. Я помнила, как Холод танцевал на снегу – дитя,
прекрасное, как прекрасен снежный вихрь, когда ветер подхватывает и бросает
снег в небеса потоком мерцающего серебра. Это дитя сидхе не было. Кем оно было
– не знаю, но не сидхе. Только кем же тогда? И если Холод когда-то не был
сидхе, то как он им стал? Вопросы, вопросы – а времени получить ответы нет,
потому что Холод и порхающий у его плеча Шалфей уже вошли в спальню. При Шалфее
я не могла спрашивать Холода о том видении. Не уверена, что он стал бы отвечать
мне даже при Рисе, но при Шалфее – уж точно.
Шалфей держался в воздухе наравне с Холодом, как шел бы
рядом человек обычного роста.
– Без гламора я отказываюсь, и делу конец!
Холод покачал головой, серебряные волосы сверкнули на свету.
– Я не позволю тебе зачаровать меня, Шалфей. Вот теперь
делу конец.
– Господа... – позвала я.
Оба повернулись ко мне с одинаково раздосадованными
физиономиями. Но у Шалфея надутая мина мгновенно сменилась на похотливую. С
радостным смешком он метнулся вперед и закружился у меня над головой в поисках
лучшего вида, будто крохотный вертолет.
Холод остался у двери, надменный, разозленный и – слегка –
испуганный. Страх на миг показался в серых глазах, самый настоящий страх, но
тут же исчез под надменной гримасой. Холод всегда прятал под надменностью свои
истинные чувства. Я знала, что высокомерие у него только напоказ, но пользы от
моих знаний не было никакой, потому что если так, то загвоздка в том, что он не
может просчитать ситуацию или она ему здорово не нравится. Дрянь дело – и в
том, и в другом случае.
Я протянула к нему руку:
– Иди сюда, Холод.
– С радостью, Мередит, но к тебе, а не ко всей
компании.
Я уронила руку на подушку, так и лежавшую у меня на коленях.
Шалфею досталось совсем не то зрелище, какое ему хотелось, и все же он радостно
кружил надо мной: обычно я одевалась или хотя бы прикрывалась, когда кормила
его. Эльф доказал, что доверять ему не стоило. Я не против определенного
внимания, когда мне того хочется, но непрошеные приставания мне не нужны.
Раньше я считала, что в присутствии Риса и Холода мне опасаться нечего, но
теперь задумалась.
– Ты же согласился, Холод, – напомнила я.
– Я согласился дать ему кровь, но не позволить этому
коротышке испытывать на мне свой гламор.
Шалфей проделал пируэт в воздухе и подлетел к стражу:
– Сидхе страшится магии фей-крошек? Вот так загадка!
– Я не боюсь тебя, человечек, но по своей воле никому
из фейри не дам применить ко мне магию.
– Разрешить Шалфею гламор – это компромисс, раз уж я
отказываю ему в сексе.
– Я ему таких компромиссов не обещал, – заявил
Холод, на глазах будто вырастая, расправляя плечи, обретая уверенность. Я знала
уже, что чем уверенней он выглядит, тем меньше уверенности испытывает, но он не
порадовался бы даже тому, что я это знаю, и не дай Богиня мне объявить об этом
вслух!
Рис приподнялся на подушках:
– Можно мне, принцесса?
Я махнула рукой и вздохнула:
– Пробуй, если думаешь, что сумеешь.
– Пусть Шалфей лизнет Холода... – На лице
упомянутого господина появилось такое отвращение, что Рис поторопился закончить
фразу: – Как он лизнул меня, всего лишь дотронется. Давайте убедимся, вправду
ли Холод ощущается как бог.
Мысль была недурна.
– Холод, ты разрешишь Шалфею тебя лизнуть? Ничего
больше.
Холод открыл рот – наверное, чтобы сказать
"нет", – но я его опередила:
– Я не так много от тебя прошу!
Он подумал еще секунду и коротко кивнул:
– Хорошо.
– Шалфей, – строго сказала я, – только
лизнешь, как Риса на кухне, и ничего кроме.
Шалфей подлетел ко мне поближе, чтобы продемонстрировать
донельзя ядовитую ухмылку, но кивнул. Я даже не сразу поверила, но он кивнул
еще раз и полетел к Холоду.
Холод невольно попятился, но спохватился и шагнул обратно.
Большинство сидхе не верили, что кто-то помимо их сородичей может с успехом
применить к ним гламор. Это было заблуждением, но очень распространенным. Холод
его явно не разделял, и я задумалась, жертвой чьей магии он когда-то пал. Он
вел себя так, словно имел основания опасаться фей-крошек.
– Погодите, – сказала я. – Холода
когда-нибудь отдавали на пытку феям-крошкам, как Галена?
– Нет, – хором воскликнули Холод и Рис.
Шалфей мотнул головой:
– Убийственного Холода никогда не подавали блюдом на
наш пиршественный стол. – Эльф медленно, напоказ облизнул свой маленький
ротик. – М-м... Ням!
Холод умоляюще на меня глянул:
– Не принуждай меня!
– К чему не принуждать? Дать ему себя лизнуть, ощутить
вкус кожи – не такое большое дело, Холод. Тебя что, провел когда-то гламор
кого-то из малых фейри? Это тебя беспокоит? – Не успев договорить, я
поняла, что спрашивать так прямо не стоило.
– Никому из фейри меня не провести.
Лицо Холода застыло прекраснейшей из масок – холодной и
высокомерной, черты заставили бы рыдать от зависти любого мастера пластической
хирургии. Серый шелк халата почти сливался с серебром волос. Будто статуя –
слишком прекрасная, чтобы посметь к ней прикоснуться, слишком гордая, чтобы
самой снизойти до прикосновений.
Мне нужно было выяснить, в чем дело, но не в присутствии еще
двоих мужчин. Я вгляделась в прекрасное лицо, провела взглядом по груди, по
животу, представила, что прячется под халатом, – и подумала, что даже будь
мы наедине, он не сознался бы в своих тревогах.
– Ну, пробуй же, Шалфей. – В голосе отразились мои
усталость и разочарование.
