– Ты же все слышала, – удивился Рис.
– Но ты не спросил.
Он опешил на пару секунд, а потом коротко кивнул:
– Черт. Прости, Мерри, ты права. Я виноват.
– Не успел почувствовать себя богом, как манеры уже
испортились.
– Прости.
– Это не главное. Лучше в ты за другое извинился.
– За что же?
– Если б я вас обоих сейчас выставила, Шалфей сделал бы
все, что я захочу. Ему удовольствие важнее трона.
– К чему это ты? – не понял Рис.
– К тому, что, если б вы пришли ко мне ради секса, а не
ради короны, я бы уже уговорила хоть кого-нибудь из вас сойти с заезженной
дорожки банального акта.
– Мерри, Кел убьет тебя, если победит в этой гонке.
Если он станет королем, тебе не жить. Мы – твоя стража, мы должны защищать твою
жизнь любой ценой, даже когда это идет вразрез с какими-то нашими желаниями.
Или твоими, если на то пошло.
Шалфей взялся ручонками за мой палец, и от единственного
этого прикосновения у меня перехватило горло, и пульс понесся вскачь. Рука по
собственной воле поплыла к грудям и легла между ними. Шалфей будто в один миг
потяжелел, рука устала его держать.
Рис пытался сфокусировать на нас взгляд и не мог:
– Что это?
– Шалфей, – выдохнула я.
Никка потерся щекой о мой живот, а мне почудилось, что он
ласкает меня гораздо глубже, гораздо интимней. Он поднял глаза на меня и
Шалфея.
– Что он с нами сделал? – растерянно спросил
страж.
– Погладил мне палец, – ответила я.
– Проклятие, – сказал Рис. – О черт.
Шалфей расхохотался тоненько, самодовольно.
– О, это будет потешно!
Рис начал что-то говорить, но Шалфей обвил руками три
средних пальца у меня на руке и прижался к ладони неправдоподобно нежной кожей.
– Да спасет нас Консорт, я ловлю твои ощущения. У него
такая нежная кожа, нежнее всего, что я трогал...
Шалфей провел волосами по кончикам моих пальцев. Волосы
нежнее пуха, словно тончайшая паутина, слишком мягкие для настоящих. От их
прикосновения к моим пальцам Никка вздрогнул всем телом, а Рис прижался к моему
бедру. Готовый, нетерпеливый.
– Не понимаю... – проговорил Рис севшим голосом.
– Я пыталась тебе объяснить, – сказала я. –
Ты не стал меня слушать.
– Почему мы такого не чувствовали, когда он к нам
прикасался? – спросил Никка.
– Не знаю.
– Я знаю, – ухмыльнулся Шалфей, скользя вниз по
моей руке и усаживаясь верхом на запястье. – Но не скажу.
Он обвил мне запястье обеими ногами, и я вдруг отчетливо
осознала, что под его паутинной юбочкой на нем ничего нет. Прикосновение
крошечного кусочка плоти показалось мне гораздо интимней, гораздо значимей, чем
должно было показаться.
Я чувствовала, как бьется пульс у него в паху. Толчки крови
отдавались пульсацией в моем запястье, словно моя собственная кровь отвечала
ритму крошечного тела.
– Руку, белый лорд! Теперь я ее возьму.
Только секунду спустя Рис сообразил, что от него что-то
требуют. Одну его руку я прижимала к кровати, а другой он прикрывал живот,
словно боялся удара.
– Капельку крови, только отведать. Ничего другого, гуинфор,
ничего другого.
– Не надо меня так называть, – пробормотал Рис.
– Но ты белый лорд, – возразил Шалфей. – А
Белый Лорд, Рука Восторга и Смерти, не боится ничего и никого.
Рис потянулся к малютке-эльфу, медленно, нехотя, растерянный
и почти оглушенный чувственным призывом магии Шалфея. Спор был проигран еще до
того, как Шалфей дотронулся до стража.
Шалфей у меня на руке походил на резную деревянную фигурку –
когда эльфов изображают летящими на травинках. Только стеблем служило мое
запястье, и сила Шалфея гнала меня вперед, правила мной, как правят, говорят,
бескрылые эльфы стебельками сорванных цветов. Вот интересно, цветам бывает так
же хорошо, когда на них летят? Нравится ли им, когда их срывают с корней и
бросают в ночное небо?
Шалфей обнял ладошками палец Риса, прижался к кончику пальца
алым ротиком, похожим на расцветающую розу. Я ловила стук сердца Риса, словно
музыку откуда-то издалека, басовый ритм, который слышишь ночью за стеной, лежа
в постели, и не можешь понять, откуда он доносится. Шалфей, не отрывая рта от
кожи Риса, приоткрыл губы.
Рис вскрикнул:
– Нет!
Шалфей чуть отвел голову и воззрился на стража блестящими
черными глазенками:
– Предашь ли ты клятву, белый лорд? Ужель твоя доблесть
покинет тебя пред лицом единственного эльфа-крошки?
Я видела, как бьется жилка на шее Риса – быстро-быстро.
– Я забыл, какими вы были, – выдавил он.
– Что-что забыл? – переспросил Шалфей, водя губами
по пальцу Риса.
Рису пришлось сглотнуть, прежде чем ответить.
– Забыл, что прежде вы были отдельным двором и что сила
не от роста зависит.
Шалфей хихикнул.
– А помнишь, что еще мы умели?
– Ваш гламор пьянил нас, как пиво в субботний вечер.
– Да, белый лорд, да, и потому оба двора нас
терпели. – Его губы потянулись к пальцу Риса, и следующие слова он
произнес, уткнувшись в кожу: – Безымянное вернуло многое, и не только вам.
Зубы вонзились в плоть Риса.
Спина стража выгнулась, голова запрокинулась, глаз закрылся.
Я укол боли едва ощутила – как отдаленную вспышку удовольствия.
Никка пополз вверх, извиваясь, пока едва не коснулся лицом
ноги Шалфея. Страж схватился за мою талию словно в испуге – а может, в нетерпении.
По одной его позе я поняла, что он тоже улавливает отголоски наслаждения и боли
Риса.
Шалфей потянул в себя кровь, и я почувствовала, как он ее
высасывает. Я хорошо уже знала по себе, как это бывает, как к паху
протягивается тонкая, длинная нить прямо от крошечного ротика, целующего кончик
пальца. Каждым движением языка и губ Шалфей возбуждал органы, которых он никак
не мог касаться через точечную ранку на пальце.
Пульс Шалфея бился вместе с жилкой у меня на запястье,
быстрее, быстрее, чаще и чаще, и к нашему ритму присоединился еще один. Словно
мы с Шалфеем заставили сердце Риса прыгнуть ему в руку, и Шалфей почти
захлебывался густым, мощным прибоем крови белого стража. Я чувствовала, как
стук сердца Риса отдается по телу эльфа, словно тот – камертон, резонирующий,
вибрирующий проводник между двумя нашими трепещущими сердцами.
Рис прижался ко мне крепче. Пах его вжимался мне в бедро, и,
кажется, почти против его воли он начал двигаться. Я чувствовала, как он трется
о мое бедро. Двое мужчин вошли в ритм. Я ощущала, как всасывается в Риса эльф,
и на каждый глоток Рис вжимался в меня, вбуравливаясь в тело, словно пытался
найти новый путь.
