Рис засиял тем белым светом, что жил внутри него.
Трехцветный глаз лучился голубым неоном. Губы раскрылись, Рис потянулся ко мне,
и едва он меня поцеловал, моя магия рванулась вверх, так что, когда страж отвел
голову, магия звездным мостом натянулась меж нами. Мое тело мерцало белым
светом, словно я проглотила луну и ее сияние лилось сквозь мою кожу.
Шалфей между нами казался статуэткой из чистого золота,
жилки в его крыльях сияли, как витраж в потоках солнечного света. Он не был
сидхе, но сила есть сила. Несколько мгновений я видела, как пульсирует его алый
рот, словно он и впрямь держал в губах сердце Риса.
Никка начал мягко светиться, рисунок крыльев на его спине
едва заметно мерцал розовым, кремовым, голубым и черным. Его магия едва
показалась, это был лишь ее рассвет.
Рука Риса сжалась у меня на плече, пальцы вонзились в кожу;
я чувствовала, как хочется ему сжать в другом кулаке хрупкое тельце Шалфея. Рис
дышал все чаще и быстрее, и вот он выгнулся дугой, запрокинув голову.
Расплавленное сияние лилось у него под кожей – как проливается кипящим фосфором
ослепительный свет в разрывы туч. Белые кудри взвихрились у лица под ветром
собственной магии стража и подернулись сиянием, словно кто-то горящей волшебной
палочкой провел по прядям. Глаз распахнулся, и я успела заметить, как кружатся
неоново-синие кольца – будто смерч, готовый обрушиться на меня, на всех нас. И
тут Рис ударился об меня с такой силой, что мне стало больно, – и я пришла
в себя, а сила чуть поутихла, именно так, как было нужно. Страж вскрикнул – за
миг до того, как пролиться на меня жгучей волной, хлынувшей и оросившей мое
бедро.
От этих ощущений спина у меня выгнулась, рука простерлась
куда-то вверх, я корчилась и извивалась на кровати, но не могла сдвинуться с
места, запертая между тараном тела Риса и обвивавшим талию и ноги Никкой.
Пульс Риса стал тише в моих жилах, замедлился, а потом
пропал так внезапно, что я испугалась. Мне пришлось открыть глаза и убедиться,
что страж здесь, что он жив. Странно, я ведь чувствовала, что он по-прежнему
прижимается ко мне всем телом, – но мне нужно было еще его сердцебиение,
которым я ненадолго завладела. Рис лежал рядом со мной в изнеможении, спутанная
грива закрыла лицо, гладкая шея обнажена – и под тонкой кожей на горле бьется
жилка, будто попавшая в западню. Магия стража поблекла, как луна, скрывшаяся за
облаками.
Я хотела спросить, все ли с ним хорошо, но от ощущения пульса
в теле Шалфея слова замерли у меня на губах, и я повернулась навстречу
сверкающему взгляду маленьких черных глаз. Золотое сияние Шалфея не поблекло –
наоборот, он сиял ярче, чем когда-либо, крылья многоцветным всполохом обрамляли
пламя его тела. Лицо горело не столько вожделением, сколько яростью, триумфом и
силой.
– Что бы ни пожелала моя госпожа, пусть будет по ее
желанию, – прохрипел он.
Никка протянул вперед дрожащую руку, и Шалфей расхохотался:
– О, как ему невтерпеж! Я счастлив!
– Не злорадствуй, – одернула его я. Голос был
неустойчивый, как будто я еще не совсем пришла в себя.
– Ах, но как же иначе? Доннан выразил мне высочайшую
хвалу.
– Доннан? – переспросил Никка и покачал
головой. – Я никому не главарь и не главарек, Шалфей, какие б волосы у меня
ни были
[3]
.
Голос у него подрагивал, но сквозь слабеющую дымку гламора –
наш с Рисом лунный свет едва пробивался, словно сквозь полог леса, – я
видела, что Никка определенно не желал называться никогда не принадлежавшим ему
титулом.
– Твоя воля. Пусть будет Никка, – сказал Шалфей.
Он ухватил пальцы Никки и потянул его руку к моей, так что ладонь стража
оказалась между моими пальцами и телом эльфа. Ладонь была горячей – и скользила
по моей руке. От этого невинного прикосновения гаснущий свет моей кожи вспыхнул
заново – словно луна решила дважды взойти за эту ночь.
Шалфей втащил руку Никки себе на колени и потянулся к
запястью маленьким пухлым ротиком. Он запечатлел на запястье стража алый
поцелуй – как раз там, где под кожей бьется голубая жилка, так близко к
поверхности, что похожа на нетерпеливую любовницу, жаждущую отдаться.
Никка подвинулся вверх, полулег на меня, перенеся часть веса
на другую руку; я бросила на него быстрый взгляд и увидела его – полным
золотистого света, что уже начал исходить из светло-коричневой кожи стража, как
будто внутри него взошло солнце. Я чувствовала магию Никки, она трепетала надо
мной, словно натянутая в воздухе завеса жара. Волшебство Шалфея застало Риса
врасплох, но Никка учел чужую ошибку – если это была ошибка – и использовал
собственную силу, чтобы противостоять гламору.
Шалфей прокусил кожу запястья, и боль отвлекла Никку,
заставила ахнуть и закрыть глаза, но он по-прежнему удерживал тело на весу надо
мной. Я не чувствовала сердцебиение Никки так, как это было с Рисом. Никка
боролся с гламором.
Я скользнула рукой по груди Никки, по животу вниз.
Мое прикосновение выгнуло спину стража, нарушило его
концентрацию. Гламор Шалфея затопил нас обоих, и кровь, мчавшаяся в моих венах,
белым светом рванулась сквозь кожу, вихрем взметнула волосы. Кожа Никки стала
густо-янтарной, золотистой, цвета темного меда – если бы мед мог гореть. Потому
что он горел, пылал золотым светом, которого мне еще не случалось у него
видеть. Гламор Шалфея словно сдернул с него кожу – и обнажил чистую силу.
Золотистая сила побежала наперегонки с моей магией, моим
телом, моим наслаждением, и сияние Никки лилось впереди моего, перекликалось с
ним, разгораясь все ярче и ярче, пока комната не наполнилась тенями от нашего
сияния, тенями, которым не было места в этой комнате, словно наш огонь
обрисовал контуры того окружающего, что не имело ничего общего с этой комнатой,
и этой постелью, и этими телами. Магия рванулась из нас – дикая и
свободная, – и Шалфей пылал в самой ее середине.
Я вернулась в собственное тело, вопя и брыкаясь, колотя по
кровати, по мужчинам, по всему, до чего могла дотянуться. Я чувствовала, как
мои ногти полосуют чью-то плоть, и мне этого было мало. В чувство меня привели
три обстоятельства: обжигающий поток крови на лице, неутихающий вопль Никки и
ощущение крыльев под ладонями. Где-то в подкорке я не хотела порвать крылья
Шалфея, будто выросшие под моим прикосновением.
Кто-то схватил меня за руки, завел их мне за голову, прижал
к подушке – и я не сопротивлялась. Я ничего не видела. Кровь залила мне глаза и
склеила веки, ресницы пропитались кровью. Слишком много крови для чуточку
жестковатого секса. Я бешено заморгала – и подумала, что у меня двоится в
глазах. Надо мной неоном светились две пары крыльев. Одна принадлежала Шалфею –
теперь ростом почти с меня, он меня придавил к кровати, – но вторая была
больше, чуть ли не больше всей меня, коричнево-кремовая, окаймленная розовым, с
красно-синими глазками на каждом крыле. Эти вторые крылья еще не развернулись
полностью – как у бабочки, только что покинувшей куколку.
