У него вырвался еще один крик, и все тело скрутило спазмом.
– Помогите ему!
Холод замотал головой.
– Не знаю, что с ним.
Я скатилась с кровати, но не успела до него дотронуться, как
кожа у него будто лопнула, и тело потекло словно вода – если бы вода могла
кричать, и корчиться, и истекать кровью.
Глава 16
Холод успел схватить меня за руку и оттащить от Дойла.
– Мы не знаем, в чем здесь дело.
Я не сопротивлялась, потому что Холод был прав. Я просто
съежилась у него в руках, не зная, что делать. Вроде бы я – принцесса фейри, а
могла сейчас только сидеть и смотреть, как сильное тело Дойла превращается в
массу мокрых от крови мышц и влажно блестящих на воздухе костей.
Дойл закричал опять, и я закричала тоже. В спальню с мечами
и пистолетами сбежались все – и никто не знал, чем тут помочь. Я взмолилась,
точно как за Никку, но на сей раз из чаши не полился свет. Ничего не
изменилось, только Дойл бился в судорогах и кровавая лужа все шире расплывалась
по ковру.
Холод отполз подальше от края лужи. При этом он на миг
потерял равновесие и выпустил мою руку, а я поступила очень глупо – наперекор
всякому здравому смыслу, – но иначе поступить не могла. Я должна была
потрогать то, что лежало на ковре, потому что это не мог быть Дойл. Эта
извивающаяся масса мышц, костей и жил не могла быть моим высоким красивым
Дойлом. Просто не могла.
Мои пальцы уткнулись в теплое влажное мясо, не в кожу. То,
чего я коснулась за миг до того, как Холод отдернул меня прочь, прежде было
где-то глубоко внутри тела, ничья рука не должна была этого трогать.
Холод с ужасом смотрел на кровь у меня на пальцах.
– Не надо так больше, Мерри.
– Это что, шерсть? – спросил Рис, ткнув бледным пальцем.
Я оглянулась на то, что осталось от Дойла, и поначалу ничего
не увидела. А потом среди остатков темной кожи разглядела такую же темную
шерсть, медленной волной укрывающую груду мяса, прежде бывшую человеком. Шерсть
затопила блестящие кости, и они, скрытые от глаз, немедленно принялись
ворочаться и перестраиваться, рокоча как камни. Из хаоса шерсти и костей
возникла пасть – и она испускала человеческий вопль.
Когда же все кончилось, в луже крови и лимфы на боку лежал
огромный черный пес. Я напрасно пыталась уместить это в мозгу, отыскать в
мохнатой твари что-то от Дойла – это был пес, самый настоящий. Огромный и
черный, похожий на мастиффа. Я припомнила призрачных псов, что соткались в моем
видении из теней деревьев. То, что лежало перед нами, было их близнецом.
Огромная косматая голова чуть приподнялась, но тут же
бессильно упала обратно. Я хотела ее погладить, но Холод мне не дал.
– Пусти меня, – сказала я.
Рис присел возле задних лап собаки.
– Собачий облик Дойла. Я думал, что больше его не
увижу. – Он протянул руку, в которой не держал пистолет, и погладил
мохнатый бок.
Пес поднял голову, посмотрел на Риса и опять повалился на
ковер, словно движение отняло слишком много сил.
Я глядела на мохнатую тварь и была невероятно счастлива, что
Дойл жив, а не валяется грудой мяса, и мне плевать было, собака он или кто. Это
было настолько лучше того, чего я боялась! Он не умер. А я давно уже знала, что
пока есть жизнь – есть надежда. Только в смерти надежды нет. Я искренне верила
в реинкарнацию, я знала, что в другой жизни встречу своих мертвых снова... Но
это было слабым утешением в восемнадцать лет, когда погиб мой отец. И вряд ли
стало бы утешением, если бы Дойл превратился в нечто такое, что нельзя
вылечить, а можно только прикончить из жалости.
– Пусти меня, Холод!
Страж нехотя освободил меня.
– Ты меня слышишь, Дойл? – спросила я.
– Я все тот же, Мерри. – Голос у него был ниже
обычного, отдавал рычанием, но определенно это был его голос.
Я подползла к Дойлу на коленках, проваливаясь в мокрый
ковер. Кровь уже остывала. Я потрогала длинное шелковистое ухо, и Дойл ткнулся
огромной головой в мою ладонь.
Рис гладил его по лохматому боку.
– Всегда вам, оборотням, немножко завидовал. Думал,
что, должно быть, здорово иногда побыть зверем. – Он задержал руку на
груди Дойла, над сердцем, как будто слышал что-то еще, кроме его гулких
ударов. – Но мне не случалось видеть такого болезненного превращения.
Я провела рукой по теплой и на удивление сухой шерсти – как
будто она не выплыла из-под всей этой крови. Впрочем, может, и не выплыла. Я не
слишком хорошо представляла, как происходит метаморфоз, да и никто не
представлял. Способность менять облик была едва ли не первым, что потеряли
фейри с исходом из Европы. Те из нас, кто хоть и бежал в Америку, но держался
все время в наших полых холмах, многое со временем вернули, но мало кто из
фейри не был чуточку ретроградом – они недолюбливали современную науку, а то и
просто в нее не верили. Так что ученые это явление не исследовали.
Шерсть была невероятно густая и мягкая.
– Превращение бывает таким трудным, когда один сидхе
заставляет другого превратиться против его воли.
Моя рука скользнула по шерсти и наткнулась на руку Риса. И
от этого легчайшего касания по всей руке, по плечу и груди пробежала дрожь –
мускульный спазм, одновременно приятный и болезненный. У меня перехватило
дыхание, я большими глазами уставилась на Риса.
Грудь Дойла вздымалась и опадала под нашими ладонями, сердце
стучало огромным барабаном.
– Магия еще не ушла, – хрипло проговорил Рис.
Дойл перекатился на спину, огромная пасть широко открылась,
блеснули зубы размером с небольшие ножи. Мы с Рисом дружно отдернули руки – на
случай чего. Ведь Дойл сказал нам всего несколько слов. В животной форме все
по-разному сохраняют память о себе самом – кто больше, кто меньше. Я никогда не
видела Дойла в другом облике, кроме сидхе.
Дойл вытянул вверх лапы, каждая шире моей ладони. Он
зарычал, но в рыке слышались слова:
– Оно растет, растет внутри меня, я чувствую!
А потом собачье тело вдруг лопнуло, как кожура семечка, и из
него вырвалось что-то огромное, черное, с шерстью много короче, чем у пса. Нам
с Рисом пришлось податься назад. Холод схватил меня в охапку и уволок к стене,
очистив пространство для огромного тела, поднимающегося у изножья кровати.
Оно струилось вверх, как джинн из бутылки, вот только
бутылкой было тело Дойла. Гигантская черная лошадь заклубилась в воздухе – так
мог бы клубиться дым или пар, но твердая плоть в норме не выстреливает фонтаном
в воздух и не валит столбом, как дым от костра.
Мэви и Шалфей вошли в дверь как раз вовремя, чтобы увидеть,
как конь окончательно обретает плоть. Тело собаки просто исчезло, изошло дымом
у громадных копыт коня.
