И именно в этот миг он дотронулся до кольца.
Оно рванулось к жизни перехватывающей дыхание, тянущей кожу
вспышкой энергии, исторгшей крик наслаждения у Усны и едва не бросившей меня на
колени. Я покачнулась, и он меня машинально подхватил, разорвав контакт с
кольцом. Мы держали друг друга в объятиях, заново учась дышать. Он рассмеялся
низким радостным смешком, как будто был очень доволен и мной, и собой.
– Реакция не была такой сильной, когда кольцо впервые
оказалось на твоей руке, – отметил Баринтус. – Тогда оно просто
окатывало теплом.
– Оно становится сильней, – сказал Дойл.
– Моя очередь, – произнес Аблойк почти трезвым
голосом, хотя при этом едва заметно покачнулся.
Усна развернул меня, как в танце, и изящное па поставило
меня дальше от Аблойка. Только получив подтверждающий кивок от Баринтуса, Усна
повернул меня в сторону нового претендента.
Аблойк протянул ко мне руку – достаточно твердую, как и
голос, но вмешался Рис:
– Отойди сперва, Усна. А то еще примем твою
фертильность за фертильность Аблойка.
Усна кивнул и закружил меня под неслышную музыку, подводя к
Аблойку, словно и впрямь в танце. Аблойк попытался поймать мою руку и
промахнулся – для танцев он был слишком пьян. Как и для многого другого.
Я остановилась на расстоянии вытянутой руки. Подходить ближе
мне не хотелось по нескольким причинам: во-первых, от него разило, как из бочки
с виски, а во-вторых, мало ли что с ним произойдет, когда он коснется кольца.
Не хочу повалиться вместе с ним на пол, если он меня утянет.
Он неуклюже сграбастал мою руку, словно у него в глазах
двоилось, и трудно было разобрать, которая из двух моя. Но проблемы со зрением
ничему не помешали – стоило ему коснуться кольца, и оно мгновенно ожило. Волна
жара промчалась по мне и бросила Аблойка на колени. Я удержалась на ногах
только потому, что ждала чего-то такого.
Я без труда высвободила руку, потому что магия довершила то,
что начало виски. Подняться он не смог – так и остался стоять на коленях в
своей невозможно полосатой норковой шубе.
– Королева не злилась, когда он явился пьяным? –
спросил Дойл.
– Злилась, – сказал Баринтус.
– В драке он только мешать будет.
– Верно.
Они оба уставились на коленопреклоненного стража, и на лицах
было написано, что они хотят с ним сделать. Если бы не приказ королевы, он
отправился бы домой с позором, а не пошел на пресс-конференцию. Но увы, это
было не в нашей воле.
Онилвин обошел Аблойка, как обходят кучу мусора на улице. Он
молча протянул ко мне руку, и я не сделала попытки уклониться. Ничего не
поделаешь, его прислала королева. Кроме того, потрогать кольцо еще не значит
залезть ко мне в постель. Я надеялась переубедить королеву насчет Аблойка и
Онилвина. Хотя бы одного из троих ею присланных мне придется принять, и как ни
странно, лучшим из них оказался Аматеон. От чего я задумалась о критериях, по
которым она подбирала мне стражей. Если я найду слова, чтобы вопрос звучал не слишком
оскорбительно, я ее спрошу. Я подала руку Онилвину, и когда его пальцы задели
кольцо, меня пронзила вспышка энергии – наслаждением острым до настоящей боли.
Онилвин буквально отпрыгнул.
– Больно. На самом деле больно, – выговорил он.
Я потерла рукой живот, хотя потереть хотелось ниже, не живот
у меня болел словно открытая рана.
– Никогда так больно не было. Ни при первом
прикосновении, ни вообще.
Глаза у Онилвина выпучились как у испуганной лошади,
сплошные белки.
– Почему оно так?..
– Видимо, оно на каждого реагирует по-своему. –
Баринтус повернулся к Дойлу. – Это тоже новое свойство?
Дойл кивнул.
Онилвин попятился от меня, сжимая руку другой рукой. Я
подумала, только ли пальцы у него болят, или он тоже подавляет желание зажать
другое место?
– Кэрроу, – позвал Баринтус и махнул ему вперед.
Кэрроу не медлил и подошел ко мне все с той же улыбкой,
знакомой чуть не с рождения. Как и Гален, он не держал камень за пазухой, вот
только в отличие от Галена на лице у него отражалась только добродушная ирония.
Улыбка у него была заменой надменности Холода или непроницаемости Дойла.
– Можно? – спросил он.
– Конечно. – Я протянула ему руку, и он ее взял.
Рука Кэрроу скользнула по кольцу – и ничего не произошло.
Только ощущение его теплой руки – и все. Кольцо между нашими пальцами осталось
холодным и мертвым.
Всего на миг разочарование проглянуло сквозь улыбку,
разочарование такое острое, что глаза Кэрроу потемнели почти до черноты, словно
в них сгустилась ночь. Но он собрался, прикрыл глаза длинными ресницами и,
поклонившись, поцелован мне руку. Он шагнул назад как ни в чем не бывало, но я
могла представить, чего стоила ему эта видимая легкость.
Все головы повернулись к Аматеону – оставался только он.
Смотреть на него было больно, настолько внутренний раздрай исказил красивые
черты. Ясно было одно: он не хотел трогать кольцо. Не хотел знать. У него были
желания, как у всякого мужчины, и единственный путь из ловушки, в которую
загнала своих стражей королева, лежал перед ним. Но Онилвин отлично все
выразил: для Аматеона утолить свой голод со мной, воплощавшей, по его
представлениям, всю глубину падения сидхе, было едва ли не хуже, чем
насильственное воздержание.
– Что ж, по своей воле мы бы такого не сделали,
Аматеон. Но будем играть по правилам. – Я пошла к нему, и лицо у него
заострилось от ужаса. Как будто ему хотелось сбежать, а бежать было некуда.
Королева везде бы его нашла. Королева Воздуха и Тьмы, она нашла бы его везде,
где хоть на минуту сгущается ночь. В конце концов она находит всех.
Я остановилась на расстоянии вытянутой руки, боясь сделать
еще шаг. Меня саму пугал страх на лице Аматеона, в его сгорбленных плечах.
Словно само мое присутствие оказалось для него пыткой.
– Я не стала бы тебя заставлять, но не мы решаем.
– Решаем не мы, – выдавил он сквозь стиснутые
зубы.
Я покачала головой:
– Да, не ты и не я.
Он собирался у меня на глазах. Страх и внутренний разлад он
запрятал куда-то вглубь – и вот его лицо снова стало спокойным и надменно
красивым. Последнее, с чем он справился, – это со сжатыми в кулаки руками.
Он распрямил пальцы один за другим, по одному суставу, как будто для этого
требовалось жуткое усилие. Может, и требовалось. Я думаю иногда, что справиться
с собой – самое трудное дело во вселенной.
Он перевел дыхание, и голос у него почти не дрожал:
– Я готов.
Я протянула ему руку словно для поцелуя. Он помедлил всего
мгновение, взял мою руку, и как только пальцы коснулись металла, магия теплым
ветром ударила в нас.
