С трудом прекратив стучать зубами, я сказала:
– Черт возьми, не стоило превращать меня в ледышку!
– Прошу прощения, принцесса, но я, как и Рис, утратил
большую часть силы века назад. И еще учусь снова использовать ее преимущества.
В его серых глазах будто шел снегопад: радужки напоминали
стеклянные игрушки-шары, в которых летают снежинки, если встряхнуть шар. Почти
все сидхе, кого я знала, светились, когда применяли свою силу, и Холод не был
исключением, но когда он призывал холод – его глаза наполнялись снегом. Порой,
глядя в эти серые заснеженные глаза, я думала, что если я буду смотреть
достаточно долго, то увижу пейзаж в миниатюре, увижу место, где началась его
жизнь, увижу время, ушедшее задолго до моего рождения.
Я отвела взгляд. Мне никогда не хватало духу, потому что я
не знала, куда могут меня завести эти зимние глаза и какие секреты могут мне
открыться. Что-то там, в снегу, меня пугало. Без особых оснований. Без логики.
Но мне не нравился этот снег.
Была в я человеком, чуждость зрелища могла бы оправдать мое
беспокойство, но я настолько человеком не была и, Богиня мне свидетель,
повидала и более странные вещи, чем снегопад в чьих-то глазах.
Я уже почти согрелась. Такой холод никогда не был долгим, но
мне все равно это не нравилось. Холод как-то использовал его во время секса, и
хоть опыт был интересным, я никогда не просила повторения. Пытаясь скрыть, что
магия Холода нервирует меня в совершенно неподобающей сидхе степени, я
спросила:
– Но почему только магия Риса смогла так меня
околдовать?
Я не смотрела ему в глаза. Когда-нибудь они все же вернутся
к их нормальному серому цвету...
– Никто из нас не потерял так много, как Рис, а он был
когда-то божеством – не чета многим.
Слова заставили меня взглянуть ему в лицо. В глазах еще
улавливалось движение, но серый цвет уже вернулся.
– Никто из вас не вспоминает о тех временах.
– Говорить о том, что было утрачено и никогда не
вернется, – нелегко.
– Ты хочешь сказать, что Рис был сильнее любого из вас?
– Он был Властелином Смерти. Смерть шла за ним по
пятам, если он того желал. Когда он в полной силе был среди нас, никто не мог
устоять перед нами.
– Но почему тогда неблагие не уничтожили Благой Двор?
– Рис не всегда принадлежал к нашему двору.
Это было для меня новостью.
– Он был благим?
Холод качнул головой и нахмурился. Он хмурился так часто,
что если б у него могли появиться морщины, то на лбу и у губ пролегли бы
глубокие складки – но его лицо оставалось безупречно гладким и останется таким
всегда.
– Рис был самостоятельной силой. Он правил страной
мертвых, и она не входила ни в землю неблагих, ни благих. Его радушно встречали
при сияющем дворе, но он был сам по себе, как и многие из нас. Деление сидхе на
два двора сравнительно недавнее. Когда-то дворов было много. Люди решили
называть фейри, которые казались им красивыми и не причиняли им зла, благими.
Тех же, кто казался уродливым или причинял им вред, они называли неблагими. Но
четкой границы не существовало.
– То есть его двор был как гоблины или слуа в наше
время?
– Скорее как гоблины. Царь слуа Шолто – аристократ
Неблагого Двора. Они уже не являются вполне самостоятельными. У царя Курага нет
титула среди нас, и ни один сидхе не имеет титула при его дворе.
Рис вернулся в белом махровом халате, подпоясанном на талии.
Халат доходил ему до щиколоток, на мне он подметал бы пол. Белые кудри казались
темнее на белой ткани, различие как между слоновой костью и свежевыпавшим
снегом. Огтенки белого.
В руках Рис держал красный халат, подходивший к моему
бикини. Халат предназначался скорее чтобы украшать, чем прикрывать тело, так
что был он большей частью прозрачным, будто на кожу смотришь через огненную
вуаль.
Рис переводил взгляд с меня на Холода.
– Что это вы такие серьезные? Пока меня не было, тут никто
не помер случайно?
Я качнула головой.
– Насколько мне известно, нет.
Я взяла халат и скользнула в его перемежающиеся лоскутки
гладкого шелка и колючей прозрачной ткани. В следующий раз куплю халат просто
шелковый или атласный, без всяких вставок, которые цепляются за кожу при
движении.
– Так что мне делать во время разговора с
Курагом? – спросил Рис.
– Просто покажись ему. Может, задом сверкни или бедром.
Помнится, филейные части они вырезают из тел в первую очередь.
Рис задумчиво склонил голову.
– А точно его расстроит – видеть мясо, которое ему не
по зубам?
– Это как маленькая пытка, и имей в виду – я это слово
просто так не говорю. Худшее, что можно сделать гоблину, – это показать
ему что-то желанное и не дать. Показать Курагу то, чего он дико жаждет, притом
что он точно знает, что ничего не получит, – это его с ума сведет.
– Или разозлит настолько, что он откажется от
переговоров, – заметил Холод.
– О нет, если мы доведем Курага до такой потери
самоконтроля, он никуда не уйдет. Он признает, что мы побили его в этом раунде.
На следующий раз он попытается найти что-то столь же отвлекающее для нас, но
обиды не затаит. Гоблины любят равное состязание. Ему польстит, что мы дали
себе труд включиться в эту игру.
– Не понимаю гоблинов, – сказал Холод.
– Тебе и не надо, – сказала я. – Мой отец
позаботился, чтобы я их понимала.
Холод посмотрел на меня с выражением, которое я не смогла
расшифровать.
– Принц Эссус растил тебя так, словно готовил к
правлению, хотя знал, что наследник – Кел, а не ты. Если б у Кела появился хоть
какой-то ребенок, королева никогда не дала бы тебе шанса.
– В этом ты прав.
– Почему, ты полагаешь, принц воспитывал тебя для
трона, хотя знал, что тебе не придется его занять?
– Мой отец сам был вторым ребенком, и править ему не
пришлось, но его отец тоже воспитывал его как будущего монарха. Наверное, он
воспитывал меня тем единственным способом, какой был ему известен.
– Может быть, – сказал Холод. – А может,
принц Эссус не утратил провидческих способностей в отличие от всех нас.
Я пожала плечами:
– Не знаю, и времени размышлять на эту тему у меня нет.
Дойл показался из коридора:
– Кураг выразил желание поговорить с тобой, Мередит, но
особого удовольствия он не испытывает.
– Я этого и не ждала.
– Он боится твоих врагов, – сказал Холод.
– Значит, нас таких двое, – ответила я.
