Наверное, я всхлипнула, потому что Дойл тронул меня за руку.
Он прошептал, нагнувшись ко мне:
– Что с тобой?
Я качнула головой, показывая, что все в порядке, облизнула
внезапно пересохшие под помадой губы и опять качнула головой.
– Просто припомнила еще одну такую же людную
пресс-конференцию.
Он сделал то, чего никогда не делал на публике, он, Мрак
королевы: он меня обнял. Одной рукой, правда, чтобы не потерять возможность
выхватить оружие. Я прижалась к кожаной куртке и теплому сильному телу Дойла
под ней. На фотовспышки я не реагировала, стараясь не думать о том, что завтра
же этот снимок обойдет все существующие газеты и журналы. Мне нужно было, чтобы
меня обняли, и я прижалась к Дойлу и постаралась отогнать горе. Мне предстоит
говорить о поиске мужа, принца, будущего короля. Это радостное событие, и
королева ждет от нас улыбок.
Мэдлин приняла первый вопрос, пока я еще стояла в обнимку с
Дойлом. Разумеется, задали его мне.
Дойл еще раз меня приобнял, и я скользнула вперед на моих
четырехдюймовых каблуках. Вопрос был уже знакомый. Вряд ли сегодня будет много
новых вопросов.
– Вы уже выбрали мужа, принцесса Мередит?
– Нет, – ответила я.
Поднялся другой репортер:
– Тогда в чем цель вашего визита на родину? Что вы
хотите нам объявить?
Королева меня проинструктировала заранее.
– Мой дядя, Король Света и Иллюзий, дает бал в мою
честь.
– Вы берете с собой своих стражей?
Вопрос коварный. Если я скажу "да", напишут, что
без телохранителей я не чувствую себя в безопасности при Благом Дворе. Что, по
существу, верно, но всем это знать не обязательно.
– Мои стражи везде следуют за мной... – Я сделала
паузу, и Мэдлин шепнула мне на ухо: "Стив". – Стив, –
повторила я. – В конце концов, там будут танцы, так не оставлять же мне
лучших моих партнеров сидеть дома и считать ворон?
Смешки, улыбки – и дальше, дальше.
Женщина-репортер:
– Королева Андаис объявила, что сегодня будет бал в
вашу честь при вашем дворе. А когда начнется ваш визит к Благому Двору?
– Он планируется через две ночи от сей. –
"Планируется" я сказала на случай, если что-то стрясется и визит
покажется нам слишком опасным. "Две ночи от сей" – потому что прессе
нравится, когда мы употребляем непривычные или архаичные обороты – или то, что
они такими оборотами считают. Я принцесса эльфов, и некоторые люди чувствуют
разочарование, когда я говорю как средняя американка. Так что иногда я пытаюсь
говорить так, как этого ждут от эльфов. Из стражей у большинства сохранился
хотя бы намек на прежнее произношение. Только я говорю как девчонка со Среднего
Запада. Ну, еще Гален.
– Не собираются ли дворы примириться?
– Насколько мне известно, мы не находимся в состоянии
войны – разве что вы в курсе чего-то новенького, Мори. – На этот раз я
припомнила имя репортера сама. Улыбнуться, головку чуть склонить к плечу,
показать им, как я юна, – если хочу показаться юной. Моя замена глазам
олененка Бэмби: "Только посмотрите, какая я безобидная и милая, не
обижайте меня!"
Моя игра заслужила одобрительный смех и новые вспышки, едва
меня не ослепившие. На следующий вопрос я отвечала сквозь круги перед глазами.
Я бы надела темные очки, если б тетушка нарочно не предупредила этого не
делать. Темные очки вызывают подозрение. Нам нельзя казаться подозрительными.
Впрочем, стражам она очки разрешила – едва ли не впервые на моей памяти. Что
показывало, как она встревожена – сильнее встревожена, чем в нашу последнюю
встречу. И никто из нас причин ее тревоги не знал.
Надо сказать, стражи в темных очках напоминали мальчиков из
подпевки. "Мерри и ее веселые парни"
[4]
. Так нас
прозвали журналисты. Не самое оригинальное название для рок-группы, но бывают и
похуже.
– Кто из ваших стражей лучший в постели?
Женщина спросила. Я встряхнула головой, так что волосы
разлетелись в стороны и блеснули изумруды сережек.
– Ну... – Мэдлин шепнула мне ее имя. –
...Стефани леди берегут честь джентльменов.
– Но ты не леди! – крикнул кто-то из задних рядов.
Я узнала голос. Все затихли, и следующий возглас прозвучал очень ясно: –
Обычная эльфийская шлюха. Королевское происхождение ничего не меняет.
Я наклонилась к микрофону и сказала низким волнующим
голосом:
– Барри, ты ревнуешь!
Несколько полицейских уже пробивались к задним рядам. Барри
Дженкинс всегда входил в список нежелательных лиц. У меня со времени гибели
моего отца имелся судебный ордер, запрещавший ему ко мне приближаться. Он
сделал самые удачные – самые кошмарные из всех – снимки тела моего отца и меня,
рыдающей над телом. Суд признал, что Барри систематически нарушал права
несовершеннолетней – мои права. Он не имел права получать выгоду, эксплуатируя
несовершеннолетнего ребенка. А значит, все фотографии, которые он не успел еще
продать, стали для него бесполезны. Продавать их ему запретили. А деньги,
полученные за уже опубликованные снимки и статьи, он должен был пожертвовать
благотворительным организациям. Он уже рассчитывал на Пулитцеровскую премию – а
тут такой облом. Это, а еще небольшой инцидент на заброшенной дороге, где я
совершила свою месть, он не мог мне простить.
Впрочем, он тоже отомстил – в какой-то степени. Именно он
стоял за решением моего бывшего жениха Гриффина продать таблоидам кое-какие
интимные фотографии. Я уже не была несовершеннолетней, а Гриффин пришел к нему
сам, так что Барри даже не понадобилось приближаться ко мне на пятьдесят
пресловутых футов, чтобы написать свой пасквиль.
Моя тетя, Королева Воздуха и Тьмы, объявила Гриффину
смертный приговор. Не за нанесенное мне оскорбление, а за то, что он выдал
смертным наши внутренние тайны. Это непозволительно. Насколько я в курсе, его
до сих пор ищут. Если б за ним послали Дойла, думаю, он был бы уже мертв, но у
Мрака королевы нашлись занятия поинтереснее мести. Королеве важнее, чтобы я
была жива и забеременела, чем наказать Гриффина. Черт возьми, это и мне важнее.
Мне не нужна смерть Гриффина. Она никак не исправит того,
что он натворил. Ничего не изменит. Не изменит, что он был моим женихом семь
лет и обманывал меня со всеми, с кем мог. Мы три года не виделись перед тем,
как он продал меня прессе. Он, кажется, воображал, будто хорош настолько, что я
все ему прощу. Но его заблуждения меня не волновали. Так что он вернулся на
службу королеве – и к целибату, поскольку я его отвергла. Если не со мной, то
он ни с кем теперь спать не мог. Эта мысль доставляла мне удовольствие – мне
нравились и месть, и просто ирония событий. На следующий день в таблоидах
появились наши снимки и его интервью с Дженкинсом.
