– Мерри, – позвал он. – Что ты наделала?
Я открыла рот, но вылетело совсем не то, что я собиралась
сказать:
– Я несу тебе океан, Мананнан Мак Лир, приди ко мне и
возьми его.
Он закрыл мне рот ладонями, и несколько мгновений только его
сильные ноги удерживали нас на плаву.
– Не называй меня так, ибо я не он. Я им не был долгие
годы. – Он глядел потрясенно, словно слышать это имя причиняло ему
страдания.
Я смутно понимала, что не одна теперь в своем теле, что не
вполне владею собой. Эта мысль должна была меня напугать, но не напугала.
Овладевшая мной сила так утешала, несла такое чувство безопасности... Словно
меня закутали в спокойствие.
– Приди испей из меня, прижми к губам.
Мое тело оплелось вокруг него, обернуло нас обоих теплой
водой. Я словно ждала, что он попытается меня оттолкнуть, – и
предотвратила попытку. Теперь он не мог высвободиться. Мои тонкие руки стали
нежными цепями, ноги вокруг его пояса отвердели, словно корни горы. Я
чувствовала странную уверенность, что теперь он не смог бы меня сбросить.
Отвергнуть мог, но не отбросить прочь. Мой вес вынудил его перевернуться на
спину, одна лишь голова выступала из спокойных вод.
Глаза у него распахнулись испуганно, сверкнули белки.
– Ты не Мерри.
– Я Мерри, – сказала я, чувствуя, что говорю
правду.
– Но не только Мерри. – Руками и ногами он
бороздил воду, и тело его вжималось в меня так, как никогда прежде нам не
случалось.
– Нет, не только.
– Дану, – шепнул он, словно волны прошелестели по
далекому берегу.
Я обхватила его руками за шею и скользнула вверх, пока не
коснулась губами его губ, а он не нашел вход в мое тело. Его прикосновение
слегка привело меня в чувство, немного отогнало умиротворяющую силу – как раз
достаточно, чтобы я пришла в себя.
– Баринтус... – выговорила я.
– Ты согласна, Мерри? Бог и Богиня хотят добра, но они
не прочь использовать людей против их воли – а я больше не верю, будто цель
оправдывает средства.
Я подняла голову и окинула его взглядом. Он лежал на воде
подо мной, волосы плыли вокруг ореолом синевы, бирюзы, зелени, а лицо сияло
посреди этого буйства плывущих красок. Нас окружала лишь вода – она текла,
двигалась, перемещалась, покачивалась крохотными волнами. Только его тело и
было твердым и постоянным в безбрежном движении воды. Но я не цеплялась за
него, я его оседлала, а он меня держал, и никакого страха не было – ни в нем,
ни во мне. Им владело то же спокойствие, какое я ощущала в себе. Океан называют
коварным, но море качало нас, а я смотрела в голубые глаза Баринтуса,
чувствовала, как твердо он прижимается ко мне, упруго и длинно, и всего одного
короткого движения бедер достаточно, чтобы вовсе уничтожить разделяющее нас
расстояние, – и я видела одну только нежность у него в глазах. Он
отказался бы от всего, все бы уступил, все отдал – стоило мне прошептать "нет".
Я наклонилась к самому его лицу, так что даже вздох мог
оказаться поцелуем, и сказала:
– Пей из моих губ.
Я коснулась его губ губами и выговорила прямо в губы, словно
воровала слова у него изо рта и отдавала обратно:
– Дай мне почувствовать твою силу во мне.
Он чуть отстранился, чтобы сказать:
– Будет не все, что могло бы, ведь ты смертная и можешь
утонуть.
И с последним этим предупреждением его губы потянулись к
моим, и он вонзился в мое тело. Сила рванулась у меня изо рта и пролилась в
него, пока он вонзался в меня, – и магия словно лилась из меня и в то же
время в меня вливалась. Мы замкнули круг губ и тел, магии отдаваемой и
принимаемой, жизни и каждодневной маленькой смерти, его силы – державшей нас на
воде, моей слабости – тянувшей вниз. Словно противоборствовали два заклинания,
одно поднимавшее нас, другое – тянувшее на дно. Посреди жизни – смерть, посреди
веселья – угроза, посреди океана – земля. Сама земля взывала ко мне, за сотни
метров под нами. Земля ворочалась под одеялом морей, и я ее чувствовала. Я
чувствовала, как перемещается земля, как переворачивается, – и словно
земля прочла мои мысли, она заворочалась с боку на бок в своей постели.
Я ощутила поднимающуюся со дна волну силы, словно огромную
черную тварь, плывущую быстрее и быстрее, – скользкую, темную,
смертоносную тварь. Она ударила в нас, взметнув башнями океанские волны, и
вскипятила само дно – так что воздух наполнился клубами пара. Вода стала не
теплой, а горячей, такой горячей, что я вскрикнула и отпрянула от губ
Баринтуса. Я видела его лицо, руки у себя на бедрах, чувствовала, как он бьет в
меня, и не одна только его упругая длина в меня вонзалась. Словно мили и мили
океанской воды стремились в меня, втекали в меня, сквозь меня, через меня, и мы
взлетели в воздух на гребне вертикальной волны – водяной колонны, сверкавшей
как хрусталь, жидким огнем разбрасывавшей капли плавящегося камня. Я поняла
теперь, почему он просил моего разрешения: ведь я не богиня, я просто Мерри, я
не могла выдержать все, что он мне предлагал. Я закричала от наслаждения в
оргазме – и от страха, что конца ему не будет.
Поверх грохота кипящих волн я услышала его голос:
"Довольно".
Я лежала на подиуме, и полубессознательный Баринтус лежал на
мне сверху. Мы беспомощно моргали друг другу в лицо, и моя растерянность отражалась
у него в глазах. Я понимала, где я, и знала, что произошло, но переход был
слишком резкий.
Мой Дойл и другие мои стражи стояли вокруг нас, к нам лицом,
сцепившись вытянутыми руками – они создали магический круг. Я различала силу
круга, так поспешно ими образованного, чтобы не выдать происходящего внутри.
Стражи, пришедшие с Баринтусом, в удивлении смотрели на нас, полицейские все
орали: "Уведите ее прочь!" Прошли секунды, не больше.
Баринтус поднялся на колени и взял меня за руку – не ту, что
с кольцом, – чтобы помочь сесть.
Это послужило сигналом остальным, они одновременно
разомкнули руки. Круг распался, и вода хлынула наружу – небольшое наводнение,
затопившее подиум, и первые ряды кресел, и всех полицейских. Брюки Холода из
светло-серых мгновенно стали темными, шелковый плащ Риса превратился в тряпку.
И только двое в центре водяного потока остались сухими – я и Баринтус.
Майор Уолтерс подошел, вытирая воду с глаз:
– Что это еще за дела?!
Дойл попытался что-то сказать, но Уолтерс отмахнулся:
– К черту все, убирайтесь отсюда, пока еще чего не
стряслось.
И поскольку все только переглядывались ошарашенно, но никто
не двигался с места, майор наклонился прямо к лицу Дойла и проорал голосом,
сделавшим бы честь любому громиле-сержанту:
– Бегом!
И мы побежали.
Глава 24
Я споткнулась на бегу, Гален подхватил меня на руки и втащил
в средний из ожидавших лимузинов. Назавтра появятся фотографии: я с
окровавленным лицом, очень маленькая и хрупкая на руках у Галена. А значит,
какой-то храбрый придурок-репортер, вместо того чтобы забраться куда подальше,
когда на сцену вышли пистолеты и колдовство, помчался за нами в расчете на
новые снимки. Ну, Пулитцеровскую премию не заработаешь, сидя в тепле и уюте.
