– Добро пожаловать в мир стражей, принцесса, –
сказал Адайр. – Вот так нам удается оставаться в живых. Такого никто не
видел, кроме королевы и ее Воронов. Ты в избранном кругу.
Сарказм и горечь его слов резали воздух будто клинком.
Негромкий звук привлек мое внимание к стражам, заполнившим
помещение массой обнаженной кожи и шелковых волос. Волос цвета свежего сена,
цвета дубовых листьев, цвета стрекозиных крыльев на солнце, цвета пурпурной
пасхальной травки; кожи, которая блестела на свету белым металлом, мерцала и
искрилась золотой пылью, кожи, будто разрисованной под мех лучшим из мастеров
татуировки, кожи красной как пламя и розовой, как жевательная резинка. Даже
лишенные одежды и оружия, они все равно все были разные, все – неповторимые.
Они были неблагие сидхе, раздеть их не значило что-то у них отнять.
Я не знала, кто издал тот звук, но одна пара глаз глядела на
меня в упор сквозь водопад серых волос – не седых, как у стариков, а серых, как
тучи перед дождем. Глаза под этими длинными рассыпавшимися волосами были
неуловимого зеленого цвета, такого желто-зеленого, почти золотистого – таким
кажется мир за миг до того, как сила небес с ревом обрушится на голову. Глаза
цвета мира за миг до того, как он утонет в грозе. Потому что передо мной был он
– Мистраль, повелитель ветров, буреносец. Глаза у него были изменчивы, как
погода, и неуловимый зеленый цвет означал, что он в ярости. Мне говорили, что
когда-то давно небо темнело, когда глаза Мистраля приобретали такой цвет.
Он встретился со мной глазами и не отвел взгляда. Всем лицом
он сказал мне, что я всего лишь какая-то никчемная принцесска, что я стою здесь
в безопасности, под защитой, когда они истекают кровью. А может, моя нечистая
совесть мне это все подсказала. Отец воспитал меня в уверенности, что не только
король властвует над своим народом, но и народ имеет власть над королем –
потому что король должен заботиться о народе. Я намерена стать королевой,
властвовать над жизнью и смертью этих людей – но сейчас я прячусь в углу. И
перепугана так, что едва могу думать. Хватка Галена и Адайра уже не оскорбляла
меня, а дарила надежду. Я хотела, чтобы они меня держали. Хотела иметь
оправдание бездействию. Я пряталась за спиной у того самого народа, который
должна была защищать. Взгляд Мистраля подействовал на меня как удар. Он стоял
на коленях на полу там, где велела стоять ему королева – наверное, угрозой, что
если он двинется с места, то и его прикуют к стене. Обычная ее угроза. Я как-то
стояла здесь же на коленях, пока не упала в обморок. В конце концов, я всего лишь
смертная, я не способна сутками стоять на коленях. Они способны. И стояли, если
ей того хотелось.
До меня по-прежнему доносились звуки с того конца спальни,
но я уставилась на Мистраля, словно только он и существовал в этом мире, –
потому что стоит мне отвернуться, и мне придется смотреть на то, что там
делается. Я не хотела туда смотреть. Я не могла уже видеть этот ужас. Только от
звуков мне было никуда не деться, как бы я ни старалась.
Вздохи, стоны, звук рвущейся ткани и этот влажный, хлюпающий
звук, с которым плоть расходится под лезвием. Такой звук получается только при
глубоком ударе, задевающем самые важные, жизненно важные органы. И еще –
шипение, словно открутили садовый кран. На этот звук я все же обернулась.
Медленно обернулась, как в кошмаре.
Гален попытался загородить мне вид, но он тоже как будто в
замедленной съемке двигался. Я увидела изумленно распахнутые глаза Онилвина.
Кровь хлестала у него из горла, заливая все вокруг алым дождем. Я успела
разглядеть бледный промельк позвоночного столба, когда широкие плечи Галена
наконец перекрыли мне обзор.
Я перевела взгляд на него, на страдальческие зеленые глаза.
Хрипло прошептала:
– Отойди, Гален, мне надо видеть.
Он помотал головой в спутанных кудряшках, они высохли как
попало, когда растаял лед.
– Не надо тебе это видеть.
– Если я здесь принцесса, уйди. А если не принцесса, то
что, во имя всего живого и растущего, мы здесь делаем?
На него подействовало. Он шагнул в сторону, и я увидела, что
сделала королева со своими Воронами, со своими стражами – и с моими тоже.
Глава 29
Андаис рубила ножом Холода. Сизо-серая рубашка у него
почернела от крови. Падая, он повернулся – концы длинных серебристых волос
пропитались кровью и прилипли к телу. Страж упал на четвереньки, пряча голову.
Королева занесла нож обеими руками, метя в сердце, но Дойл успел перехватить и
отбросить ее руки в сторону от подставленной спины Холода – привлекая ее
убийственное внимание к себе. На темной одежде и коже Дойла разглядеть кровь
было сложно, но на боку у него сквозь кровь белели кости – там, где она едва не
добралась до его сердца.
Я шепнула едва слышно:
– Дойл...
Андаис переключилась на него, и он закрылся руками. Кровь
лилась из новых и новых порезов, а она все старалась достать до костей, найти
место для смертельного удара. Словно он оскорблял ее, не давая всадить клинок
себе в печень. Даже в безумии она помнила, что сопротивляться ей не должны.
Нельзя сопротивляться королеве и остаться в живых. Что ж, убить его она вряд ли
смогла бы, но на колени встать вынудила – градом бешеных ударов. Нож стал
сплошь красным, рукоятка скользила от крови, и Андаис пришлось перехватить ее
для нового удара. Она словно всю свою силу собрала, чтобы всадить нож Дойлу в
грудь. Он закрылся руками, и тогда она бросилась на него черной молнией, вихрем
алого и черного, и – ударила ножом в лицо.
Удар был так силен, что развернул Дойла почтя на сто
восемьдесят градусов, и я увидела его лицо, раскроенное от глазницы до
подбородка. Убить его этим ножом она не могла, зато изувечить – вполне.
И тут что-то во мне перевернулось. Я все еще трусила, так
трусила, что страх гнилью и металлом оседал на языке, но говорят, страх
порождает ненависть. Иногда и ярость – сама знаю. Маленький, скорченный зародыш
страха рос во мне – и вдруг обнаружил, что обзавелся крыльями, зубами и
когтями. Он стал ненавистью – не к Андаис, а к ужасающей бессмысленности
происходящего. Так нельзя. Даже если б я не любила этих мужчин – все равно так
нельзя.
Рис метнулся наперехват, новый удар выбил фонтан крови у
него из плеча – но тут Андаис словно надоело играть в игры. Ей противостояли
лучшие воины, какие есть у сидхе, но она двигалась словно летала: Рис не
успевал реагировать, и Дойл не успевал. Я поняла, что с самого начала все было
для стражей не совсем игрой – она просто дралась лучше их. Она – Королева
Воздуха и Тьмы, темная богиня битвы.
Но если Вороны не могут выстоять против нее, то что могу я?
Все они быстрее, сильней, тренированней, чем я. Под руками нет никакого оружия,
что могло бы мне помочь – разве что помочь себя убить. Но я не в состоянии была
стоять и смотреть. Гнев перерос в силу, и кожа у меня засветилась против моей
воли. Ага, сила. Для Андаис моя сила – ничто.
