Королева видела приближение чар, распознала угрозу. Она сжала
кулак, и воздух вдруг отвердел, я не могла вдохнуть – ребра не поднимались. Я
повалилась на пол, но успела увидеть, как мои чары ударили по ней, успела
увидеть, как льется кровь у нее изо рта, из носа, из ушей, из глаз. Я упала на
колени рядом с бьющимся в корчах Галеном, но сквозь туман перед глазами, сквозь
танцующие белые искры я увидела, как оседает на колени Андаис. Она смотрела на
меня обведенными кровью глазами и, кажется, говорила что-то, но я уже не
слышала. В ушах звенел беззвучный вопль моего несчастного тела, жаждущего хоть
глотка воздуха. Я упала – на живот. Даже умирая, я хотела видеть ее смерть.
Андаис рухнула сломанной куклой, ничком, лицом в пол. Не
попыталась подставить руки. Просто свалилась, и кровь растекалась из-под нее
алой лужей, все шире и шире.
Глаза застлало мраком, и я забилась на полу, придавленная ее
магией, пытаясь вдохнуть – и не в силах сделать вдох. Я лежала, задавленная ее
последним ударом, и хоть мое тело паниковало за меня, скребя по полу в попытке
вдохнуть, я страха не чувствовала. Последней моей мыслью перед тем, как все
поглотил мрак, было: "Ну и хорошо. Раз она их больше не тронет,
хорошо". Потом мое тело перестало сражаться, и ничего больше не было –
только тьма и отсутствие боли.
Глава 30
Я стояла на высоком холме и смотрела вокруг. До самого
горизонта, смешиваясь с его голубой туманной далью, простиралась роскошная
зелень, настоящий изумрудный океан. Целый восхитительный миг я стояла одна на
вершине огромного холма, а потом почувствовала, что кто-то здесь есть. Я не
слышала ни звука, ни движения, просто знала, что если оглянусь, то за спиной у
меня кто-то будет стоять. Я думала увидеть Богиню, но ошиблась. В лучах яркого
солнца стоял мужчина. На нем был плащ, тенью скрывавший его лицо и прятавший
очертания фигуры, развеваясь под легким ветерком. То мне казалось, что
незнакомец широкоплеч, то что скорее тонок. Словно тело под плащом менялось
прямо у меня на глазах.
Ветер отбрасывал назад мои волосы и раздувал колоколом его
плащ. Ветер принес мне запах поля и леса. Незнакомец пахнул первозданной
дикостью леса и свежевспаханным полем, но, кроме этих густых ароматов, был еще
один, который невозможно описать. От него пахло – за неимением других слов –
мужчиной. Но это слово мало что передает. Так пахнет шея мужчины в разгар любви
и страсти – дивный аромат, от которого сжимается грудь и переполняется сердце.
Если бы парфюмеры сумели разлить его по флакончикам, они бы озолотились, потому
что от него пахло любовью.
Он протянул ко мне руку, и я пошла к нему. Рука его менялась
ежесекундно, как и тело – цвет кожи, форма и величина ладони, – словно
проплывая множество вариантов. Рука, взявшая мою ладонь, оказалась темной, как
у Дойла, но лицо под капюшоном Дойлу не принадлежало. Я различала в нем черты
всех моих мужчин. Все, кто познал мое тело, отражались и проплывали в лице
Бога, но руки, притянувшие меня, были самые настоящие, крепкие руки. Он прижал
меня к себе, плащ одел нас обоих и затрепетал крыльями на ветру. Я положила
голову ему на грудь, обвила талию руками, и мне стало так спокойно, словно мне
больше ничего не страшно. Я словно обрела дом – тот дом, каким его все
представляют, но каким он никогда не бывает. Мирный, счастливый – именно то,
что нужно, все, чего ты хотел. Минута полного спокойствия. Абсолютное счастье. И
казалось, что так может продолжаться вечно.
И стоило мне сформулировать эту мысль, как я поняла, что и
правда может. Я могу остаться здесь, в руках Бога, или уйти туда, где царят мир
и счастье. Счастье ждало меня, и я могла к нему уйти, но я вспомнила о Дойле и
о Холоде, о Галене, Никке, Китто, Рисе... О Богиня, Рис!.. Неужели королева
ослепила его? Спокойствие ударилось о мое горе и разлетелось вдребезги.
Руки обнимали меня все так же крепко, грудь была так же
надежна, и сердце его билось уверенно, наполняя меня все той же радостью. Он не
изменился, изменилась я. Если я умру, что станет с моими стражами? Андаис не
умерла, она умереть не может, и ее гнев, когда она придет в себя, будет просто
ужасен.
Я пыталась удержать радостное спокойствие, я цеплялась за него,
как ребенок цепляется за родителей, когда боится оставаться в темноте, –
но я ведь не ребенок. Я принцесса Мередит Ник-Эссус, обладательница рук плоти и
крови, и я еще не могла уйти к вечному миру. Мне нельзя оставить моих людей на
милость королевы.
Я чуть отстранилась взглянуть в лицо Богу, но увидеть его
так и не смогла. Кто-то говорит, что у Бога лица нет, кто-то – что у него лицо
твоей самой большой любви, кто-то – что у него лицо того, кто тебе больше всех
нужен. Не знаю, только для меня тогда его лицо было все из улыбки и теней. Он
меня поцеловал, и губы его пахли медом и яблоками. В голове у меня прозвучал
голос, в котором смешались рокочущий бас Дойла и звонкий смех Галена:
"Поделись этим с ними".
Я очнулась, ловя воздух ртом, грудь была как в огне. Я
попыталась сесть, но от боли тут же упала обратно, вся скорчилась – и больно
стало так, что я заорала бы, только воздуху для крика не было.
Надо мной склонилось лицо Китто. Он прошептал:
– Мать господня...
У него вся нижняя половина тела была в крови, и на верхней
тоже крови хватало. Я не помнила, чтобы королева добралась до него. Хотела
спросить, но даже дышать было так больно, что заговорить я не решилась. С
каждым вдохом в меня будто кинжалы впивались с обеих сторон. Так больно, что
подмывало опять скорчиться, но я знала, что от этого станет еще больней, и
потому осталась лежать неподвижно, только руками проскребла по полу.
Пол был мокрый – от крови, я знала. Но я не понимала, почему
кровь так близко от меня. Китто словно прочитал мои мысли, он наклонился и
сказал:
– Я затащил тебя в кровь сидхе. Рука крови может
питаться кровью.
Он наклонился очень низко, потому что вокруг было слишком
шумно. Много мужских голосов. Я выхватывала только обрывки фраз:
– Здесь лежит Мортал Дред... Она нас всех убьет...
безумие...
Китто наклонился еще ниже:
– Ты меня слышишь, Мерри?
Мне удалось прошептать едва различимо:
– Да.
О чем шел спор, мне было не понять, но что Китто говорил о
крови – я, кажется, поняла. Он затащил меня в лужу крови, надеясь вылечить.
Может, мне и правда от этого стало получше, но что-то со мной было очень не
так. Дышать было больно, а двигаться – невыносимо больно. Бог вернул меня к
жизни, но не исцелил. Как только я это подумала, я ощутила его поцелуй на
губах. Губы покалывало, словно мы разъединились только что. Пахло яблоками, а
на губах остался вкус меда, когда я их облизнула.
Гален подполз ко мне и приподнялся на руках, чтобы взглянуть
мне в лицо. Он улыбнулся, хотя в глазах застыла тень страдания. Я помнила, как
бился он в судорогах, приняв на себя первый удар магии Андаис. Мне она все
ребра раздавила; наверное, и ему тоже. Я попыталась поднять к нему руку и
обнаружила, что кричать я уже умею. Мой крик оборвал спор лучше всякого
выстрела. Как только вопль смолк, в комнате повисло такое тяжелое молчание,
какого я в жизни не слышала. Китто хотел оттолкнуть Галена, но я переборола
боль и сумела приподнять руку так, чтобы Гален ее взял. Легкое это
прикосновение пролилось по мне будто бальзамом. Я смогла ровнее лечь на полу.
Смогла вспомнить, как нужно дышать, хоть и очень осторожно из-за боли.
