Мы дрались неоднократно, напряжение между нами росло все больше. Оставаться двоим в стае стало опасно. И тогда мы решили, что один заботится о стае из города, другой остается в деревне. Так все и было. До Марии.
Чер-рт. И с Аурелией все будет непросто.
Снег буквально бурлил, разгребаемый грудью, комьями летел из-под лап.
Сверху начиналось вампирское безумие — летучих мышей, судя по звукам, становилось все больше. Шорох их крыльев перемежался с резкими грудными визгами, которыми они обменивались, обсуждая, как загнать жертву в ловушку. Кажется, они никогда еще не охотились на волка, но то, что позволили себе это сейчас, говорило о многом.
Наконец, впереди замаячил дом лесника.
В голове калейдоскопом закружились воспоминания…
— Я беременна, Лиам! — Мария радостно хлопает в ладони, подпрыгивая и пританцовывая на одной ноге.
Ей нравится стая, и я счастлив, что она согласилась пожить здесь со мной, среди таких же, как я. Но от этого известия, от зефирного ощущения радости не остается и следа.
— Как беременна? — выдыхаю в шоке. — Как? Но… это же невозможно. Ты же не волчица. Ты не оборотень!..
Она обижено поджимает губы.
— …Ты ходила к ведьме? — рывком вытягиваю вперед ее руки, проверяя наличие тонкого белого шрама. И, найдя его, стону: — Что ты натворила?!
— Но ведь так… Так мы будем ближе друг к другу, Лиам! И ты… ты станешь альфой стаи, единственным. И не нужно будет постоянно переезжать из города в деревню, драться с Марком…
— Мар-р-р-к! — рычу и выпрыгиваю за порог дома. — Мар-р-рк!
— Мар-р-р-к! — бегу по снегу и трясу башкой — почти в двух сантиметрах надо мной кружится летучая мышь. Еще немного — и она вцепится в холку огромными белыми зубами, острыми, как бритва. — Мар-р-рк!
Охотничий домик покрывается утренними лучами зари, и от воспоминаний, как я забирал Марию из ее дома, сердце заходится быстрым и нечетким темпом. Чую аромат Аурелии и распахиваю пасть — нужно зачерпнуть немного снега, чтобы охладиться, иначе я брошусь на нее, рыча и яростно из-за того, что ослушалась, ушла из дома с этим предателем, а это не добавит мне очков.
Только сейчас начинаю задумываться о том, почему она пошла на поводу у брата. Почему Мария сделала то же самое. Только сейчас…
— Мар-р-рк!
Дверь распахивается, и в снег падает человек, который через секунду становится волком.
Адреналин бьется в венах, пульсирует в крови, застит глаза.
И тут сверху пикирует самая смелая летучая мышь. Резко подскакиваю вверх, изгибаю шею и одним ударом лапы сшибаю ее в снег. Хватаю пастью за крыло, рву его клыками, слыша противный тонкий крик боли, и отшвыриваю в сторону. Тушка мыши летит по инерции вперед, врезается в окно и через несколько мгновений падает в снег без движения.
Волк стоит на четырех ногах, рычит, демонстрируя воинственные намерения, и я вижу, как торжество блестит в его глазах. Он настроен серьезно. И у него есть козырь.
Я выбегаю на открытую поляну, на которой стоит охотничий дом, и становлюсь легкой добычей для мышей. С легким свистом и скрежетом кожаных крыльев они опускаются на меня со всех сторон, и яркая, сильная боль от когтей, зубов, простреливает все тело — они пробираются сквозь мех, подшерсток, режут кожу и пытаются выдавить глаза. Их слишком много. Нападают спереди, сзади, сверху, и оттого перед глазами все плывет. Мелькают только белые клыки, окрашенные бурой кровью и алые злые глаза голодных вампиров.
Пытаюсь смести их хвостом, падаю на спину, чтобы пустить в ход когти, отточенные годами боев с оборотнями и с Марком, и тут же бок простреливает сильнейшая боль — вампир присасывается так, что его невозможно скинуть, и он не просто царапает бок когтями — он пытается разорвать меня на куски. Полосует острейшими, как высококлассные ножи, когтями на крыльях, а зубами работает как бормашина.
Боль слепит глаза, я теряю ориентацию. Все происходит так быстро, что очнуться выходит не сразу.
Кусаю наобум, не видя и почти не слыша ничего, и случайно удается зацепить за шею мышь, что мостится на плече. Чувствую ржавый привкус крови, когда прокусываю ее хлипкую шею и с радостью выплевываю месиво в снег.
Кто следующий?!
И тут же лечу вперед на несколько метров — словно копер ударяется чугунным боком в дом и сносит его за секунду.
Понимаю сразу, что это Марк. Пользуется тем, что я ослаблен боем с вампирами, и нападает исподтишка. Открываю один глаз, отмахиваюсь от коричневого крыла в красных прожилках вен, и вижу, что вампиры не нападают на Марка. Они кружат только надо мной, будто комары над единственным человеком в тайге.
Машинально вскакиваю на лапы и делаю обманное движение — выставляю вперед плечо, в которое и целится опьяневший от близкой расплаты брат. Он кидается прямо на ту мишень, которую я ему приготовил, и в тот момент, когда его зубы клацают возле моего уха, запрыгиваю ему на спину.
Удивительно, что он снова попадается в эту ловушку. Несколько лет назад, когда Мария умерла, мы дрались точно так же, и я применил точно такой же прием, когда полоснул по его морде когтем, оставив на его щеке огромный шрам. Ну а всем известно, что глубокие шрамы, которые оставляют близкие родственники, не заживают никогда…
Огромным меховым шаром мы катимся в сторону, ударяемся о дерево, и я отмечаю, что его зверю хорошо досталось. И от того, что чувствую такое же удовлетворение, как Марк совсем недавно, понимаю, что теперь мы деремся уже не за то, кто останется в стае или уедет из города.
Это наш последний бой.
Потому что он перешел границы. Потому что он призвал приспешников ночи в помощники. Потому что он убил мою любимую много лет назад. И потому что он обманом увел мою пару снова.
Принятие этого развязывает руки, добавляет гибкости, ловкости, маневренности.
Больше не нужно сдерживаться, чтобы не навредить, больше не нужно волноваться за то, что могу снова, как после смерти Марии, оставить шрам на его лице, который никогда не заживет. Я свободен от слова, данного отцу — не перегибать палку в драке.
И это понимание торжеством будоражит кровь, насыщает ее кислородом, отзывается в мозгу.
Я тебя уделаю, Марк. Пришло твое время, чертов предатель.
Вдыхаю воздух, через который пробивается аромат моей истинной пары. Ее уютный, родной запах с примесью нового, который становится с каждым днем сильнее — аромат миндаля — запах моего еще не родившегося сына. И понимаю, что готов сражаться ради этого до самого конца.
Даже с собственным братом.
29
Выкидываю руку в сторону и не глядя ловлю последнюю летучую мышь, которая осмелилась спикировать на меня. Быстрым движением отрываю ей голову и выкидываю в сторону. Тушка с все еще подергивающимися крыльями летит в другую.
