И я начала петь разные песни, которые смогла вспомнить, но из-за этого в горле сохло ещё сильнее, а вода подходила к концу. Поэтому было принято волевое решение прекратить свое сольное выступление и наконец заткнуться.
Но, как и следовало ожидать, хватило меня ненадолго. Я, кроме того, что была довольно деятельной, причем порой без меры, персоной, так ещё и заняться в клетке было нечем, да и ожидать в тишине приступа... Ну такое себе занятие и крайне сомнительное развлечение. Выматывало оно значительно сильнее, чем сам приступ.
Поэтому я снова заголосила:
- Свободу Лиэне! Сво-бо-ду по-пу-га-ям! - изображая попугая Кешу из старого советского мультфильма, которого тоже усадили в клетку, я схватилась за прутья и, встав на колени, больше высота не позволяла, попыталась её раскачивать, продолжая орать во всё горло: -Пусть всегда будет солнце! Пусть всегда будет небо! - и, так же как и у того попугая, от вопля я захрипела и, схватив графин, сделала большой глоток воды. - Пусть всегда будет МАО! Пусть всегда буду Я!
Стало повеселее, однако сил осталось так мало, что хотелось сползти вниз и трагичным голосом, всплеснув театрально руками и закатив глаза, выдать:
- Всё! С меня хватит!
Но больше всего хотелось, когда этот ужас наконец-то закончится, и мы с Мао будем вместе, подражая толстому рыжему коту, вальяжно рассиживая в кресле, говорить:
- Отдохнула - во! Сметаны - во! Рыбы. у-у-у - во!
Правда, надеюсь, что до такого же объемного пуза я не отъемся в спокойное-то время. Но как же хотелось, чтобы всё уже наладилось, успокоилось, и наш с Маору медовый месяц всё-таки начался. А то месяц назад свадьба была, а я вместе того, чтобы сейчас под пальмами лежать и нежиться под лучами солнышка, за решеткой в казематах сижу. Непруха!
- Сво-бо-ду! - от души гаркнула я, шандарахнула опять же от души графином по решетке, совсем не подумав, что он хрустальный, и осколки от него разлетелись в разные стороны, а остатки воды выплеснулись на грязный пол.
Поняв, что натворила, я взвыла уже от отчаяния и, схватившись двумя руками за прутья, задергалась, как от конвульсий.
- Я требую продолжения банкета. Ой! Я требую проведения справедливого суда! С присяжными и заседателями! Это произвол! Лю-ю-юди, что творится-то, что творится.
- Суд? - протянул гнусным, насмешливым голосом Лавриэль. - У тебя его не будет, существо.
От удивления, что я уже не одна, и кто-то со мной говорит, я не сразу осознала, что этот Гад сказал, поэтому пауза затянулась немного сильнее.
- Почему это не будет? - прищурившись, я проследила за тем, как мужчина в длинной белой мантии спускается по узкой лестнице в мой каземат. И идет-то, главное, как! Вальяжно, не спеша! Так и хотелось бросить в него чем-нибудь грязным, чтобы он при этом споткнулся и, скатившись по крутым ступенькам, воткнулся лицом в грязный пол.
- Потому что, существо, нам не требуется суд, чтобы доказать перед кем-то твою вину. Да и церковь никогда подобной ерундой не занималась, - его губы, когда он подошел к решетке, изогнулись в мерзкой ухмылке. - Смотрю, наш артефакт справляется со своей задачей, пусть и не так быстро, как мне бы того хотелось, но скоро без еды и воды ты обессилишь, и процесс пойдет намного стремительнее. Вот тогда мы с тобой и поговорим, и выжмем все силы без остатка во имя Света...
- Вы что же, в жертву собираетесь меня принести? - нет, я, конечно, прекрасно помню рассказ Мао про то, что он однажды видел, но я как-то не планировала становиться участником подобного мероприятия.
- Конечно. Как только мы узнаем, кто ты, откуда вы пришли и что замышляете, тебя ждет смерть, - а рожа-то какая довольная у него! Так и хотелось.
Бросив косой взгляд на валяющиеся на полу осколки графина, я мило этому Гаду улыбнулась и, выставив ему на обозрение свою грудь, одной рукой незаметно подняла один длинный и острый кусок стекла, бывший некогда изогнутой ручкой.
- А не боитесь? - промурлыкала загадочно.
- Чего? Тебя? - он снова усмехнулся. - Нет. И твоего дружка тоже не боюсь. Хоть он всё-таки смог скрыться, но не думаю, что он рискнет напасть. А если и нападет, то. окажется рядом с тобой. И будет у нас, как я и хотел, две жертвы, два нечестивца с магией Тьмы. Пусть по сравнению с тобой он слаб, но Свет всё равно будет доволен.
- То есть ты несмотря на обещание преследовал Мао?! - от возмущения у меня перехватило дыхание.
- Конечно!
- Знаешь что, Лаврик, хочется от души тебе сказать, что ты самая мерзкая ПАДЛЮКА! - с этими словами, разозленная до глубины души, я, когда он сделал ещё один шаг в мою сторону, и нас разделяли лишь решетка и полметра, попыталась всадить осколок ему в одно место. Чтобы и ухмылка исчезла с его мерзкой рожи, и детей, гад такой, никогда не наплодил!
Глава 37
Ни на что в тот момент я особо не рассчитывала: я обессилела, устала, приближался очередной приступ, поэтому мой поступок был просто проявлением отчаяния и ненависти к этому мужчине. И, конечно, ни к чему он не привел. Лавриэль с легкостью перехватил мою руку и, сжимая запястье, заинтересованно осмотрел осколок.
- Откуда у тебя это? - сжав до боли руку, прорычал он и наконец-то увидел остальные стеклянные осколки и шоколадки, лежащие в дальнем углу клетки на кусочке ткани, которую я оторвала от остатков своей юбки.
- Не скажу! Секрет фирмы! - даже если бы он мне руку сейчас сломал, я бы это вряд ли почувствовала: очередная волна боли была на подходе, и его сжимающиеся пальцы только отвлекали от неё. Так что мне наоборот хотелось разозлить его намного сильнее, что я и поспешила сделать: - А ты, урод рогатый, гаденыш, - зашипела ругательства с издевкой, -иди лесом, потом полем и другими тропами, да от меня подальше! Чтобы твою гнусную рожу больше не видеть. Хотя нет, лучше подойди-ка ты поближе, красотка рогатая, меня сейчас стошнит на твоё белоснежное платьице...
В изощренных ругательствах в отличие от Маору я, увы, была не мастак, а обкладывать матерными словами не видела смысла - он бы их не понял. Поэтому я импровизировала как могла.
- Вот выберусь отсюда! И тогда этот ошейник на тебя надену, и будешь ты ползать у меня в ногах и умолять о смерти, только. - боль начала стремительно распространяться по телу, и я, рванув на мгновение опешившего мужчину на себя, отчего он пошатнулся, и схватив его второй рукой за причинное место, в которое не удалось воткнуть ручку от графина, я со всей силы сжала пальцы. От души. Ну как я всё и всегда делала. Я не пожалела вложить туда силы, да побольше, хоть и знала, что это опасно для меня и невероятно болезненно. Как я могла упустить такой шикарный шанс отомстить?
Естественно, не могла! И мы с Гадом одновременно взвыли от невыносимой боли. Он заорал не своим голосом. Я одновременно с воем мерзко захихикала. И это хихиканье отдаленно напоминало звуки, издаваемые гиеной. Только та «смеется», когда обнаруживает еду и начинает делить её между своей стаей или зовет на помощь, а мой смех был торжествующим. Тьма стремительно стекала по моим пальцам и перетекала на Лаврика, доставляя ему массу ощущений и далеко не приятных.
