Рубашка упала к ногам Забавы, и она стыдливо прикрылась ладошкой. Я махнула на неё:
— Чего я там не видала! Ты, главное, не бойся. Я тебе сейчас потрогаю живот.
— Делай, что надо, — сказала тихо ключница и глаза закрыла. А я, наоборот, коснулась пальцами её кожи на пухленьком животе и вгляделась в зелёные контуры женских органов. Провела по трубам, очертила полукруг матки. Ладонью прижала яичник с одной стороны, потом с другой. Засветились созревающие яйцеклетки. Всё в порядке. Всё в полном порядке...
А нет, стоп!
Вот эти утолщения контуров — что это? По всей длине фаллопиевых труб на стенках — маленькие бусинки. Кисты? Или, не дай бог, злокачественное! Нет, не может быть — иначе светилось бы красным. Просто кисты, поэтому и зелёные. А что проходимости нет, так это не болезнь для моего рентгена.
— Ты лечишь уже? — напряжённо пробормотала Забава, и я ответила нервно:
— Пока нет, но уже вижу, в чём проблема.
— Но ты же мне поможешь, травница?
— Попробую.
Я попробовала. Прицелилась и затёрла бусину кисты. Потом вторую, третью, пятую. Прошлась по контуру длинной загнутой трубы, восстанавливая её красивую линию. Вроде бы управилась. Замучилась только — уж больно много было кист! После ещё раз внимательно осмотрела всё для уверенности.
— Теперь здорова ты, Забава.
Я отошла и снова села на сундук, пока ключница одевалась. Одевалась она неспешно и тщательно. Как только подвязала платок, сказала:
— Что ж, погляжу, как ты меня вылечила.
— Но к князю-то проведёшь? — спросила я, совсем не удивлённая, что женщина мне не поверила. Такая она, Забава. Подозрительная. Умная. Не то, что эти сороки служанки.
— Коли обещала, значит, сделаю.
Прицепив на пояс связку ключей, она кивнула на дверь:
— Пошли, только про этот ход — никому! Токмо я да Ратмир знаем, а кроме нас мёртвые все уже, кто знал.
Веский довод. Хотя — ну как не знать о чём-то, что находится в доме, если тут сотня слуг и жильцов?! Знают, конечно, но вида не подают. А виноватой Забава сделает меня, если что.
Ключница провела меня прямиком в покои княгини, что на третьем этаже. Вошла в светлицу, машинально поправила занавесь в цветочек, что отделяла постель от остальной части комнаты, обернулась и строго глянула на меня:
— Смекнула ль? Ни словечка, ни единой живой твари!
— Да поняла я, молчу, молчу, — ответила нетерпеливо. Забава кивнула и подошла к наружной стене. Между досками, которые облицовывали комнату изнутри, торчала необожжённая лучина. Забава потянула за неё и открыла совсем невидную ранее нишу в стене. А там оказался рычаг. Деревянный, как и всё в тереме. Нажали на него, и отскочила дверка — вместе с окном! Вот затейники эти древнерусские зодчие! Забава обернулась, сказала:
— Иди по ходу. С той стороны в окошко стукнешь, токмо гляди, чтоб князюшка сам был.
Сам так сам, погляжу. Выскользнула на галерею, пристроенную к этажу, невольно глянула через узкую прорезь, вертикальную, как бойница. Высоко-то как! И как эту галерею не видно снаружи — ума не приложу! Видимо, скрыта украшениями и резными идолами. Топнула ногой, проверяя на прочность перекрытие. Солидное. Строили на века. Двинулась по узкому, на одного человека, проходу через холодный воздух поздней осени, огибая третий этаж терема. Несколько ступенек-балок, ага, галерея спускается под окна, чтобы не видно было, кому видеть не положено. Где-то здесь и моя светлица... А тут, наверное, детская. Дальше девичья, ткальня, вышивальня.
Я остановилась. За бойницей показался край усов. Этого усача я помню. Он украшает мужскую половину. Значит, близко уже. И правда, ещё через несколько метров я поднялась по трём ступенькам на уровень этажа, осторожно заглянула в окошко. Светлый князь сидел за столом и что-то чертил пушистым гусиным пером по куску белой ткани. Один был. Сам.
Стукнула легонько.
Ратмир поднял голову, и лицо его просветлело. Встал и подошёл к окну, потянул за рычаг, впуская меня. А я со смешком отряхнула платье от прошлогодней паутины:
— Хорошо же ты устроился, светлый князь! Три шага — и у княгини в покоях!
— Травница.
Он втащил меня в светлицу, закрывая потайную дверку, и обнял — рывком, крепко, жадно. А я увернулась от его губ и спросила серьёзно:
— Почему ты меня по имени не зовёшь?
— Не твоё оно, — выдохнул Ратмир мне в волосы. — Рудая моя, любая. Чужое имя, а своего не нашла ещё.
Руда я, Руда. Но сказать не могу, цыганка велела только самому близкому человеку открыться. А кто знает, близок ли мне Ратмир, хоть и люблю его. Поэтому, снова увернувшись от жарких губ князя, я переменила тему:
— А что делаешь?
— Думаю, травница. Откуда жену брать выгоднее.
Он ткнул пальцем в ткань на столе, и я, приглядевшись, поняла — карта.
Карта!
— Выгоднее, — пробормотала, приближаясь к столу. — Жену надо по любви выбирать.
— Много ты понимаешь! — усмехнулся он, всё ещё обнимая меня за плечи. Склонился над картой: — Смотри, травница. Вот моё княжество.
Карта была большой и достаточно подробной. Нарисованные леса и реки, а между ними
— кругляши городов и городков, и городишек. Я проследила, как Ратмир очертил большой овал посредине куска ткани. Значит, болота и часть реки, а ещё кусок гор и большой участок плоской земли.
— А это наш город? — спросила, ткнув в самый крупный рисунок частокола с теремами.
— Да, это Златоград.
— Большое княжество, — протянула я, ища знакомые места — свою полянку, изгиб реки, кикиморово болото.
— Не маленькое, — согласился Ратмир. — И соседи у нас очень сильные.
Он показал на город не меньше нашего, который находился в правом верхнем углу карты:
— Обийск. Восемь сотен воинов. Десяток деревень. Выход к морю.
— А у нас нет выхода к морю? — прищурилась я.
— Нет. Только часть реки Нарышки.
— Ага, — пробормотала, — а тут что?
На карте был ветер. Длинные волнистые линии, будто барашки прибоя, но не море, это точно. Ветер.
— Борей. Там, на севере, Ирей, страна богов.
Ладно, богов не бывает, а на севере, наверное, просто неизведанная земля. Я провела ладонью по ткани от ветра до цепочки высоких гор и спросила:
— А на юге?
— Варнава. Вот смотри — Варнавские ключи, оттуда тоже невеста едет.
— Чем же они хороши?
— По их княжеству пролегает Большой торговый путь. И нам это очень выгодно, чтобы продавать лес и пшено. Здесь, на востоке, Пехая Чора и выход к полесским племенам, а ещё у Новогородовичей сильная дружина — почти две тысячи воинов!
