— Тебе нужен снежный цвет? — небрежно бросил Бер, сдвинув на затылок свою красную шапку. — Могу показать.
Я вытерла мокрое лицо и уставилась на него, пытаясь осознать. Спросила:
— Ты знаешь, где растёт снежный цветок?
— Ты забыла, что это моя вотчина? — Бер улыбнулся ещё шире и протянул мне руку. — Пойдём, травница.
Он потянул меня вглубь леса, приговаривая:
— Вот что вам, бабам, неймётся? Снежный цвет вам подавай, а пошто? И ведь каждый год ходите толпами... А волки празднуют! У них пир горой!
— Что, женщин едят? — ужаснулась я, тормозя валенками в снегу. Бер обернулся и скорчил смешную рожицу:
— Едят! Такая добыча сама в лапы идёт! Вот и ты бы.
— И я бы. — эхом ответила. — Если бы не ты.
— Ты мне нравишься, травница, — напрямую ответил Бер. — Ты не трусиха. Вот и взял тебя под защиту. В лесу ты не бойся никого, пока я здесь.
— Спасибо, — прошептала я, внезапно осознав, что прошла в шаге от мучительной смерти от волчьих зубов. А Бер махнул рукой, и с веток спереди осыпался снег. Я увидела широкую поляну, настолько большую, что можно десять дач построить. И ахнула! Посреди поляны стояла.
Женщина в длинной шубе и круглой пушистой шапочке.
Огромная женщина. Ростом с небольшую ёлку.
— Бер, Бер! — я подёргала Хозяина Леса за рукав кафтана и усилием воли подняла на место повисшую челюсть. — Кто это?
— А ты не знаешь? Она же из этих ваших. — Бер покрутил головой совсем по-медвежьи и продолжил: — Ну, молитесь вы им. Деревянных идолов ставите.
— Богиня, что ли?
Я присмотрелась к женщине-гиганту. Приятные черты лица, не слишком старая, но и не девчонка. Тёмные волосы в косу заплетены, а шапочка затейливая — вроде обычный белый мех, но на макушке что-то торчит, как будто украшение. И шуба тоже белая, меховая, а из-под неё видны. Брюки? Лосины? Убей меня мороз, эта тётка в штанах! Ни одна баба здесь в эти времена штанов не наденет, а эта — пожалуйста! И сапожки у неё высокие, кожаные, блестящие, хоть и в снегу наполовину утопают.
— Богиня, ага. Чей цвет ищешь-то, травница? Мокоши. Вот это она и есть.
— Мокошь?!
Это и есть богиня? И другие, которые были в народных легендах, весь славянский пантеон — Перун, Велес, Чернобог — все они реально существовавшие, хотя и огромные люди? Но где они живут, чтобы никто их не видел и не встречал? У них есть семьи, дети? Дома размером с горы? А-а-а, я хочу пойти к ней, пощупать, поговорить с ней!
А Бер подтолкнул меня под локоть:
Гля, вон и цвет твой!
Я завороженно смотрела, как Мокошь бросила что-то в снег. Это что-то негромко щёлкнуло, будто замочек раскрылся, и засветилось сквозь сугроб красновато-золотистым сиянием. А богиня просто развернулась и пошла в лес — в противоположную от нас сторону. Отогнула ветви ёлки, мешавшие ей, стряхнула плечом снег с дерева и исчезла в белой чаще.
Цветок остался светиться в подтаявшей прогалине. Бер фыркнул:
— Беги, забирай!
— А можно, да?
— Травница, а пошто ты в лес пошла? — захохотал он, вспугнув белую сову, которая снялась с ветки и, лавируя, исчезла между деревьев. Прямо как Мокошь.
Я махнула рукой и бросилась на поляну, утопая валенками в снегу. Добралась, застыла над цветком, боясь тронуть. Он светился уже легонечко, почти незаметно, словно остыл, а ещё потрескивал. Я присела, стащила варежку с руки и поднесла ладонь к этому чуду. Тёплый! От него исходит тепло, а снег тает. Осторожно взяла цветок пальцами и удивилась. Это не настоящее растение!
Цветок искусственный!
Меня бросило в жар, и я загребла ладонью снег, обтёрла лицо. Боже мой, это же пластик! Или не пластик? Или я сплю и вижу увлекательный сон? Пальцы скользнули по упругим лепесткам, по бархатистому, такому натуральному материалу. Цветок был очень красивым, напоминал гибрид розы и тюльпана. Остывший, он стал белым с голубым отливом, а ещё кое-где полупрозрачный. Как будто его слепили искусной рукой и заморозили или наоборот обожгли, как глину... Интересный пластик, мягкий, но прочный. Но блин.
Откуда здесь пластик?!
— Рада ль ты цветку, девица?
Голос Бера напугал её. Как только подкрался, чудовище! Хотя — Хозяин Леса ведь, что ему стоит подойти бесшумно.
— Рада, — сказала отрывисто, поднявшись. Глянула на Бера и спросила без прелюдий: — Где живут боги?
— Замёрзла? — ответил он вопросом и потёр ладонями мои щёки. Они отозвались колючей болью, и я поняла — замёрзла. Бер встряхнулся, а через секунду передо мной стоял уже огромный медведь. Он растянул пасть в улыбке и сказал:
— Залезай на загривок, поедем греться.
Он знает. Он всё знает, но не хочет разговаривать в лесу. Ладно, мишка, поедем греться. Я подобрала полы тулупа и, цепляясь за густую, жирную и спутанную шерсть медведя, забралась на него, легла плашмя. А когда он поднялся, переваливаясь с боку на бок, села верхом, как могла.
— Держись, красавица, не ровен час, свалишься! — хохотнул Хозяин Леса и пошёл вразвалочку в самую чащу. Я качалась туда-сюда на его спине, вцепившись в холку. Но хотя бы стало жарко от медвежьего тела. Цветок прижала к груди под тулупом, чтобы не потерять. Если я потеряю это сокровище, точно себе не прощу, утоплюсь в болоте! Это мой счастливый билет к Ратмиру... Из любовниц в законные жёны.
Жилище Бера стояло под высокой, старой, разлапистой елью. Изба не изба, хижина не хижина. Странное сооружение из говна и палок, то есть из досок, веток и глины. Когда медведь остановился напротив и прилёг в снег, я слезла с его спины, потопталась, поднимая колени и пытаясь разогнать застоявшуюся в ногах кровь, и скептически сказала:
— Знаешь, я думала, ты живёшь не меньше чем во дворце!
— Не зарекайся, красавица, — весело ухмыльнулся обернувшийся человеком Бер. — Никогда не суди по лицу, глянь на изнанку спервоначала.
— Ну покажи свою изнанку, — пробормотала я. — Всегда было любопытно, как живут духи леса.
— Заходи, гостьей будешь, — прямо как в сказке сказал дух леса, стащил шапку и поклонился, толкнув импровизированную дверь.
Я зашла.
И обомлела. Интересно, кто первый придумал волшебный шатёр — Роулинг или всё же нечисть старинной Руси? Изнутри шаткая конструкция была просто огромной!
Просторная чистая изба с лавками и столом, с кроватью за полузадёрнутой шторкой, с большой белоснежной печью, которая дышала жаром. На окнах занавесочки, на полу — половички.
— Норма-альненько, — протянула я, оглядываясь. — Хорошо устроился, Хозяин Леса!
— Не жалуюсь, — кивнул он. — Дай-ка помогу тебе, травница.
Он стянул с моих плеч тяжёлый тулуп, размотал платок. Наши взгляды встретились, и я поразилась, какие у Бера глубокие и усталые глаза. Такие бывают у депрессивных пациентов и у столетних стариков. На миг мне показалось, что Хозяин Леса хочет обнять меня и прижать к себе. Ему тоскливо и одиноко.
