— Прости, — с улыбкой ответила я. — Никогда раньше не имела дела с лошадьми.
— Пешком-то далеко не находишься, — посочувствовал Резвый, а пёс поддакнул:
— Лошадь надо иметь каждому.
— Мне не надо, спасибо, — отказалась. Проверила пальцами, не намокли ли бинты на груди раненого от крови. Посмотрела на собаку: — А тебя как зовут?
— Буран.
— В метель родился? — усмехнулась. Пёс озадачился и ответил:
— Нет, это потому что бурый. А тебя каким именем можно звать?
— Диана, — ответила машинально. Странный он, этот Буран. То говорит односложно, то вычурно выражается... Как будто можно звать несколькими именами!
Перед глазами вдруг всплыл образ старой цыганки. Она вытащила изо рта мундштук трубки и криво усмехнулась: «К бабке едешь? Не доедешь». Чёрт! А ведь и правда — не доехала! Откуда старая ведьма знала? Что же она там ещё говорила, одурманивая мою голову? Нет, не вспомнить. Только это издевательское «не доедешь» и осталось. И имя. Руда. А та молодая цыганка в детстве утверждала, что это моё имя и нельзя его говорить никому, кроме того, кто станет ближе всех. Я говорила маме, конечно, но та злилась и ругалась. А потом я забыла.
Поправив чуть съехавшего с седла князя, я спросила:
— Буран, а сколько должно быть имён у человека?
— Сколько хочешь, — философски ответил пёс, оторвавшись от обнюхивания травы. Мы шли небыстрым шагом по лугу, приближаясь к перелеску. Где-то вдалеке кто-то фыркал, а ещё похрустывали ветки, но я здраво рассудила, что со мной рядом большая собака, которая унюхает хищника на расстоянии и предупредит, а то и защитит. Сколько хочешь имён. Ну, наверное, он имеет в виду клички?
Клички, что ли?
— А как тебя кличет мать? Как подружки зовут? Как волхв нарёк?
— Э-э-э... У нас нет волхвов. Священники есть, но имя мне выбрала мама.
— Что оно означает? — поинтересовался Буран, вглядываясь в перелесок. Я подала плечами:
— Это имя богини охотницы, а так оно значит «посланница здоровья и благодеяния».
— А-а-а, так ты знахарка! Травница, — заключил пёс. — Я так и думал.
Думал он! Хм, знахарка. Да, будущий врач, но не заговорами лечащий, а по науке, лекарствами! Знахарка, пф!
Однако в голове всё вертелось и вертелось имя Руда. Поему так? Рудый это рыжий. Да, у меня волосы цвета меди, но отчего-то казалось, что у этого имени есть и другие значения. Не может же всё сводиться только к цвету волос?
Не знаю, сколько времени мы шли. Не было с собой мобильника, чтобы посмотреть, а часов я не носила. Только посматривала на солнце постоянно — как оно смещается по небу. Ноги начали тяжелеть. Князь держался. Дышал прерывисто, но дышал. Я про себя говорила ему: держись, держись, не умирай! И вытирала бисеринки пота с его высокого лба.
Наконец Буран поднял голову, нюхая воздух, и сказал:
— Город близко.
— Ура, — устало отозвалась я. — Мне холодно, и жрать хочу, блин!
— Тебе в город лучше не ходить, — бросил пёс и убежал вперёд. Как это не ходить? Чего это мне не ходить? Я оглядела себя и кивнула. Ну да, в джинсах, наверное, лучше не ходить туда, где все в сарафанах и холщовых «вышиванках». Но где достать одежду?
Город и правда оказался недалеко. Примерно минут через десять перелесок закончился, мы оказались на опушке, и у меня захватило дыхание. Город был огромным. Не таким, конечно, как наши города, а с Москвой и вовсе не сравнить, но гораздо больше тех, которые я видела на картинах художников и представляла, читая книги о древней Руси.
За высоченным частоколом стояли деревянные терема. Их маковки возвышались над городом, сверкая золочёными шпилями в свете закатного солнца. Фигурки диковинных зверей, вырезанные из дерева, украшали крыши, а на фасадах темнели крупно нарисованные символы крестов и солнц. Там и сям между маленьких окошек смотрели на меня строгие лица вытянутые и узкие, в рогатых шлемах и с длинными, свисающими до бороды усами. А в центре стоял самый высокий терем — с солнечным диском на маковке, венчающем весь город. Небось, княжий дом.
Буран вернулся с высунутым языком и сказал довольно:
— Пускай Резвого, пусть везёт князя в город.
— А мне куда, интересно? — обиделась я. Ведь я спасла ихнего князя, а меня теперь могут и не пустить!
Собака встряхнулась и села. Сказала нерешительно:
— Как ты есть травница... Пойдём, отведу тебя.
— Куда?
— Есть одно местечко.
Загадочный ответ удовлетворил меня чуть больше, чем наполовину. Местечко, ишь! Я голодная, как волк, смогла бы сейчас съесть половину столовки нашего меда, а он мне — местечко. Ну, если меня там накормят, то ладно.
Устроив повод на шее коня, я похлопала его по шее и сказала:
— Вези князя в город, Резвый, пожалуйста.
— Хорошо, отвезу, — покладисто согласился тот и почапал медленным шагом на дорогу, ведущую к высоким воротам в город. А Буран тронул носом мою руку:
— Нам обратно в лес, Диана.
Я с волнением посмотрела вслед лошади. Только бы ремешки не отвязались, только бы князь не упал. Только бы довезли. И пошла за собакой вглубь леса.
Чавкающий под ногами влажный мох поглощал звуки моих шагов. Перелесок давно сменился еловым бором с редкими вкраплениями лиственных деревьев. Сумрак уже царил здесь, тогда как на равнине было ещё светло от заходящего солнца. Я шла на ощупь, едва различая в темноте серую шерсть на заду Бурана. Тот бежал быстро, возвращался, поджидая меня, потом снова скрывался между деревьями. Сердце ёкало, предчувствуя какую-нибудь вселенскую хуету, которая обязательно сейчас выскочит из-за ёлки и сожрёт меня без соли и специй!
И вдруг еловые лапы расступились, я шагнула на маленькую полянку — в десяток шагов туда и обратно, и увидела избушку. За многие года она втопилась в мягкую землю, и предыдущим обитателям пришлось углублять вход, чтобы дверь могла открыться. Над крышей торчала печная труба, но она была мёртвой — дым не шёл. И свет в крошечных окошках не горел. Избушка казалась заброшенной.
Я оглянулась на притихшего Бурана. Он сложил уши назад и сказал осторожно:
— Вот здесь никто не живёт уже давно.
— А кто жил?
— Ведунья-травница.
— Ха! — ответила я, снова окидывая взглядом врытый в землю и поросший мхом домишко. Поёжилась. Атмосферненько, конечно, но как-то. не по себе. Мне тут жить?
Да фигу вам! Я в этом сарайчике, а некоторые в высоких теремах! Совсем уже какая-то вселенская несправедливость...
— Ты со мной? — спросила у собаки, выходя на полянку. Буран попятился:
— Не, мне туда нельзя. Там место такое. как раз для тебя. А я в город, там мой хозяин.
