– И многие платят, господин? – Две монеты упали в ящик сборщика.
– Ну, у кого есть, тот платит. Или кому надо за внешнее кольцо стен. Кто-то, конечно, и уходит. Вот. Возьми на себя и даму свою. Жетоны на месяц, чтобы страже показывать, если спросят, заплатил ли ты въездной налог. Пока этого не требуют, но, как понимаешь, все может быстро измениться. Через месяц советую вам найти кого-то из сборщиков и заплатить снова, если, конечно, не уедете. Потому что без этих штук вас ждет уже не рен-марка, а три. И выкинут взашей подальше от Рионы. Доброго вам дня.
У этого города был вкус желчи. Горький до рвоты. Вкус желчи и потерянных, давно забытых и теперь поднявшихся из склепа надежд прошлой жизни.
Лавиани, считавшая, что все давно уже подзабыто, занесено песком ирифи, поняла, что ощущает себя некомфортно. Нервничает. Тихо злится. И… страдает?
Да. Чего уж скрывать. Страдает о минувшем. О том, что было, что могло бы быть и что никогда уже не случится. Хотя столько лет прошло.
– До хрена гадских бесконечных и быстрых лет, рыба полосатая, – прошептала она, но Шерон, с капюшоном на голове сидевшая в тени маленькой веранды не менее маленького заведения, продающего жаренную в масле речную рыбу, дешевое белое вино и улиток (обожаемых крестьянами и простым людом Треттини), услышала.
– С тобой все хорошо?
– Да. Нет. Пожалуй, что нет, – наконец призналась сойка, сама удивляясь, что говорит о своей слабости.
– Как я могу помочь?
Лавиани скривилась:
– Здесь может помочь лишь время. Я так думала. Очень давно не была в Рионе. Совсем забыла, как ненавижу город и все, что он олицетворяет. Но гляжу, что ты в восторге, так что не буду тебе портить впечатление своим старческим нытьем. Рыба полосатая, если бы я нытьем могла зарабатывать деньги, то они бы падали вокруг меня ежесекундно.
Шерон и вправду понравилось то, что она увидела. Хотя видела она пока мало. Высокие белые стены, возвышавшиеся над ними башни всех возможных расцветок…
Нечто невероятное, чего указывающая не встречала пока они путешествовали по материку сперва на восток, затем на юг, после на запад. Она не думала, что есть что-то больше и прекраснее Эльвата, но как оказалось – есть.
Аркус, конечно, вне конкуренции, но он город далеких эпох. И мертв уже очень давно.
Риона же абсолютно живая, и эта жизнь упругим потоком текла по улицам вместе с солнечным светом, смехом, разговорами на певучем языке и утренней сутолокой.
Они с Лавиани, в отличие от Тэо и Бланки, вошли в город одними из первых, как только распахнулись ворота Казначея. Заплатили мзду и теперь ждали друзей.
– Видишь, – сказала указывающая. – Никто нас не остановил. Даже ничего не заподозрил. Ты зря переживала.
Сойка адресовала спутнице красноречивый взгляд. Он явственно сообщал, что иногда Лавиани сомневается в умственных способностях окружающих ее людей. На данный момент одного конкретного человека.
– Я не переживаю, девочка. Я предугадываю события, способные уронить нас в выгребную яму, и кидаю через нее тоненькую веточку, чтобы хоть как-то удержаться и не утонуть. И даже не буду упоминать, кто на пустом месте вырыл и наполнил эту самую яму. Ой. Кажется, все-таки упомянула. Прости. – В ее голосе не чувствовалось никакого сожаления.
– Прощаю, – с достоинством ответила девушка и сделала скупой глоток прохладного вина. – Я поняла, что Риона тебе не очень приятна. Хотя сперва думала, ты злишься из-за того, что с тебя взяли четверть рен-марки за нож.
– Налог на оружие, – нахмурилась сойка. – Эти ушлые грабители праздных зевак решили ввести налог, как в Лоскутном королевстве, на все, что им кажется оружием. Да, я злюсь, что отдала столько за право пронести нож.
– Ты утверждала, что это инструмент.
– Ну, так я и не соврала. Инструмент. У плотника же есть молоток, чего с него не просят мзду? Или у портного с иголок? Скажешь, молотком никого нельзя прикончить или иголками? Но прицепились к ножу.
– Хорошо, что его не отобрали. Во многих городках Летоса чужестранцам вообще запрещено ношение клинков. Потому что, не зная наших правил, они обычно начинают размахивать ими ближе к вечеру или к ночи, и тогда…
Шерон не продолжала. Понятно, что «тогда». Появлялись заблудившиеся.
– Отобрали, – кашлянула Лавиани. – Хотела бы я посмотреть на это.
Они обе старательно обходили острые углы касательно клинка сойки. По поводу ножа состоялся лишь один разговор, а после бывшая убийца Ночного Клана показала, что ей не интересна подобная тема и, более того, вызывает у нее жуткое раздражение да портит настроение до конца дня.
В тот раз, услышав от Шерон о статуях Шестерых, которые она вместе с Бланкой нашла в Аркусе, сойка лишь пожала плечами.
– Вполне вероятно, что так и есть.
Тэо, жонглировавший тремя небольшими, но достаточно тяжелыми бревнышками, сбился с темпа и не стал ловить то, что находилось в воздухе. Сделав три оборота, они с глухим ударом упали ему под ноги.
– Ты ли это? – спросил акробат. – Сразу соглашаешься? Обычно от тебя на подобные предположения можно услышать лишь «нет» и «что за чушь».
Лавиани зыркнула на него с видом лисы, у которой отбирают петуха, украденного из курятника.
– Начнем с того, что подобных предположений никогда не было. А насчет моего согласия… Это старая вещь, ты сам когда-то говорил. И почему бы ножу не быть собственностью Милта или Миерона? У нашей госпожи скелетов и повелительницы покойников на запястье браслет Мерк. Чем я хуже? Тоже имею право, знаешь ли, владеть чем-то подобным, ибо гадость всегда притягивает иную гадость. Но есть вероятность, что девочка все же ошиблась.
Шерон покачала головой, слыша слова сойки:
– Я не ошиблась. Это именно тот нож.
– Ну, значит, так и есть. – Та не скрывала равнодушия.
– К браслету меня привел Мильвио. Он хотел, чтобы я слушала кладбище, чувствовала его, пыталась понять.
– Да все я помню. Фламинго не желал, чтобы без него ты касалась собственности Мерк. Но он что-то не спешил обратно, и в итоге все сложилось так, как сложилось. К добру или худу.
– Я про то, что если он знал о браслете, то знает и про твой нож?
– Если считать великих волшебников всеведущими засранцами, то знает. И не сказал об этом по массе причин. Но если подобные Войсу хоть немного люди, которые ошибаются и творят глупости (что, между прочим, так и было), то они не могли знать все обо всем. Ну-ка, Попрыгун, вспомни сказку, в которой сказано о предметах Шестерых.
– Нет такой сказки.
– Вот, – улыбнулась сойка. – И я о том же. Битва на бледных равнинах Даула закончилась очень давно. Сколько поколений сменилось. Уже никто не помнит о каких-то старых безделушках, пускай и принадлежавших тем, кого привыкли считать богами. Да даже в храмах – Шестерых изображают без них. О чем это я? Самих братьев и сестер изображают совсем не так, как описывает их Шерон. Так что Мильвио вполне мог и не знать. Это нож. Всего лишь хороший острый нож.
