Шерон, сидевшая в кресле-качалке, отвлеклась от чтения книги Дакрас и, наблюдая, как по саду порхает бабочка с лимонными крылышками, сказала негромко:
– На восток. Шесть кварталов.
– Что? – не поняла сойка.
– Большой некрополь на востоке отсюда, в шести кварталах. Еще двое мертвых в домах. Один умер несколько минут назад, в конце нашей улицы. Очень старый человек. Другой лежит на верхних этажах, возможно на чердаке, уже почти год. Его так никто и не хватился. Еще четверо закопаны в разных местах по двум ближайшим кварталам, полагаю в садах. Кто-то спрятал тела подальше от любопытных глаз. И один… один, кажется, в реке, где-то под мостом, но очень давно. Несколько веков. Я почти не слышу его голоса.
– Это меня пугает, девочка. Все твои способности.
– И меня, – серьезно ответила Шерон. – Но с Эльвата все очень изменилось. Я стала их лучше понимать. Наши связи сильнее. Каждый, кто умер, теперь может говорить со мной, стоит лишь захотеть услышать.
– А ты хочешь? – спросил Тэо.
Указывающая едва заметно покачала головой:
– Большую часть суток я заставляю себя оставаться глухой. Иначе слишком быстро начинаешь теряться в чужих голосах, желаниях и ненависти.
Она встала, откладывая книгу:
– Пойду погуляю.
– Куда это? – насторожилась Лавиани.
– Надоело торчать взаперти. Тэо хочет попробовать починить лютню Велины, схожу с ним.
– Нет-нет. Слишком мало времени прошло.
– Мы пять дней здесь торчим.
– Вот и я о том же. Всего пять дней. Чем тебя не устраивает этот чудесный сад, рыба полосатая? Мы одни в большом доме. Пока никаких слуг. Наслаждайся, читай, спи сколько хочешь. Акробат и сам сходит. Он-то город прекрасно знает. Так?
Пружина переглянулся с Шерон, и та, обреченно вздохнув, вновь взялась за книгу.
– Так, – согласился Пружина.
Однажды Тэо бежал из этого города. Бежал со всей поспешностью человека, обладавшего хорошим воображением и не отличавшегося наивной доверчивостью к сильным мира сего. Потому что с такими людьми никогда не угадаешь.
Ты вроде бы ничего не сделал, но нанес смертельное оскорбление. Или…
Не нанес.
Поди догадайся и разберись. Скорее всего, «нет», но если «да», то костей не соберешь. При возможности тебя найдут и накажут за мельчайший проступок. В назидание остальным или же просто ради собственного удовольствия. Как это случилось при встрече с братом Бланки, хотя он, по сути, не шел ни в какое сравнение с тем, кому досадил Тэо в Рионе.
Все-таки не каждый день отказывают герцогу.
Но именно это Пружина сделал в пору своей молодости, после триумфального выступления на цирковом фестивале перед глазами его светлости.
Он не желал застрять на всю жизнь в золотой клетке, быть участником личной труппы владетеля. Уехал, ибо дорога его манила (да что там скрывать – и до сих пор манит). Его тогдашняя подруга, в отличие от Тэо, осталась, и больше они никогда не виделись.
Он часто думал, что с ней случилось. Довольна ли она жизнью? До сих пор выступает? Все такая же великолепная воздушная гимнастка?
Сейчас Тэо не боялся. Даже если герцог и не забыл отказ наглого канатоходца, то вряд ли вспомнит об этом, пока Пружина не станет выступать перед его светлостью. А он этого делать не планировал. Так что Риона для него совершенно безопасна.
…Это была уже пятая мастерская, в которую он заглянул после безуспешных поисков. Тэо нашел ее после недолгого разговора с тройкой уличных музыкантов, выступавших на Соляной дороге, среди множества прохожих и зевак. Они и посоветовали ему перейти на другой берег, в район Фехтовальщиц.
– Мессерэ Корни лучший по лютням. Он творит чудеса.
Тэо, поблагодарив и кинув в стоявшую на брусчатке желтую шапку мелкую монетку, перешел через мост Арбалетчиков и на первой же улице встретил скучающую Лавиани.
– Следишь за мной?
– Было бы глупо отрицать и говорить, что я здесь для того, чтобы считать воробушков.
– Тебе не кажется, что всю жизнь я как-то справлялся без твоей защиты? Путешествуя по всему континенту и бывая во множестве городов?
– Больно мне надо тебя защищать! – фыркнула сойка. – Я пошла с тобой исключительно из-за того, что ты не умеешь торговаться и любой ушлый треттинец вытянет из тебя лишние деньги. И пусть у нашей герцогини… ну не кривись, я могу называть Бланку как мне нравится, благо она не возражает… так вот, пусть у нашей герцогини полно марок в переднике, растрачивать их на всякую чушь не дело.
– Починить лютню…
– Вот это и есть чушь. Ты проволок ее на своем горбу от Мокрого камня, при том что никто из нас не умеет играть. На кой шаутт она нужна?
– Цирк Ирвиса передал ее Шерон, когда уходил.
– Это весомый аргумент. – Сарказмом сойки можно было бы наполнить русло Пьины. – Полагаю, если бы «Радостный мир» подарил на прощанье чучело эйва или уины, ты и их тащил бы на своем упрямом горбу.
В мастерской, куда они пришли, едко пахло лаком, красителями, растворителями и деревом. Под ногами лежали золотистые завитки стружек, все окна были распахнуты, а мастер Корни возился с заедавшей ручкой хёрди-гёрди – совсем еще новой колесной лиры.
Изучив лютню Велины, треттинец внимательно посмотрел на Тэо:
– И как там?
– Где? – не понял акробат.
– На той стороне! Ведь она оттуда, раз в таком ужасном состоянии! – Мастер едва сдерживался, чтобы не говорить с клиентами уж совсем грубо, но не смог скрыть возмущения в голосе. Он стал тыкать пальцем с аккуратно подстриженным ногтем. – Сухой климат и жара здесь. Следы влаги тут. Из-за смены влажности и температур в корпусе трещины, а вот… вообще деформация. И ее роняли. Следы ударов, царапины, шероховатости. Вы ею мэлгов по головам били, любезный? Сразу видно, что вы не музыкант, милейший. Так обращаться с честным инструментом! Единственное, что осталось в прекрасном состоянии, так это струны. Хм. Интересная техника. Мут, возможно, или Кариф. У нас металлические струны почти перестали делать.
Он коснулся их, поморщился:
– Умирающие кошки и то мелодичнее. Совсем вы инструмент убили.
– Ее можно восстановить?
Тяжелое сопение было ответом, мастер снова осматривал лютню.
– Работа будет стоить дорого, проще за эти деньги купить тридцать новых инструментов. Вложения не оправдают результата и не окупят его в ближайшие лет восемь, если, конечно, инструмент попадет в руки умелого музыканта.
– Я хотел бы оставить этот. Как память.
– Память? Память так не хранят, позвольте уж старому человеку возразить вам. Я сделаю, что смогу, за десять марок, три из них авансом. И работать буду месяц. Также не смогу гарантировать идеальный звук.
