В доме Дэйту не понадобилось много времени, чтобы найти старый молоток и три длинных гвоздя.
Грубые доски валялись возле корыта, все еще полного воды. Дэйт перевернул его, хмуро кинул доски на колодец крест-накрест, начал забивать гвозди.
– Гроза идет, – произнес Мильвио. – Первая сильная гроза в этом году.
Дэйт мельком взглянул на чистое небо, на далекий горизонт, не увидел никаких признаков скорого ненастья, загнал двумя сильными, точными ударами последний гвоздь.
– Ветер тебе сказал?
– Да.
– Я до сих пор еще ловлю себя на том, что не могу поверить во все… подобное. Хотя давно пора это сделать, и как можно скорее. Значит, гроза. Ну что же. Мокнуть мне не впервой. – Он положил молоток и подхватил бердыш. – Мату! Заканчивай.
– Я еще не все.
– Заканчивай, говорю. Пока еще кто-нибудь не появился.
Это решило дело, и парень высыпал все найденное из корзины к себе в сумку. Мелкие монеты, мясо, фляга с белым терпким вином и несколько баночек с порошком и мазями.
Обратный путь Дэйту показался гораздо длиннее и неожиданно тяжелее. Лес за полем, куда они шли, словно пятился от них и не собирался приближаться.
А затем на дороге появились всадники.
Кирст не уставал поражаться благости Вэйрэна. Его щедрости, милосердию, вниманию к тем, кто принял его и умылся синим огнем.
Темный Наездник сделал то, что не могли сделать для Горного герцогства Шестеро. Хотя им поклонялись веками, верили в них и боготворили. Они заперли народ Кирста в горах, не давая ему никаких великих побед. Пока не появился Эрего да Монтаг, истинный герцог, первый асторэ за тысячу лет, обещавший всем, кто нашьет водоворот на свою форму, богатство, славу, будущее.
И он усилиями Вэйрэна, милостью Рукавички сдержал слово.
В бесконечно долгом противостоянии с Фихшейзом впервые за сотни лет произошел перелом. Баталии вышли через Драбатские Врата и за зиму подчинили себе страну извечного врага. Велат пал. Вестер сожжен. Кирст плакал от счастья, видя, как пылают башни и как преклоняют колена враги, роняя знамена.
Но на этом Вэйрэн не остановился и собирался отдать им Ириасту. Эти южане оказались куда трусливее фихшейзцев и не принимали боя. Бежали все дальше и дальше. Говорят, за саму Ситу, а может, и к горам Бирюзового Веретена.
Кирст ненавидел фихшейзцев, но теперь, после стольких боев, после кровавой битвы Ситоу, после леса Шершней, он уважал их. Мужи. Бойцы. Они дрались и проиграли. Стоило воздать им по заслугам, как воин воинам. А те, кто избавился от тумана Шестерых и принял Вэйрэна, теперь и вовсе с армией Горного герцогства.
Ириастцы по сравнению с прежними, уже побежденными, врагами – жалкие черви. Их не стоило уважать. Лишь пачкать мечи в южной крови.
Кирст был уверен – после того как армии возьмут Лентр и Ириаста падет, настанет черед следующего герцогства. Треттини. Вэйрэн обещал отдать им весь мир, а треттинский герцог не заключит союза с владетелем. Он не прикажет разрушить храмы ложных богов. Слишком гордый народ живет в Рионе, слишком глупый, чтобы не бояться шауттов и тьмы, что несут отродья мрака.
Да. Гордый. Не то что дарийцы и даворцы. Все же северяне всегда были умнее, практичнее и прозорливее, чем эти щеголи. А там, глядишь, и Варен подтянется, и Тараш с Кулией.
Как говорит командир Кирста, лейтенант второй роты полка «Снежных медведей» господин да Гренн: «Ни к чему спешка в войне. Мы пройдем все земли, с севера на юг, а потом с запада на восток. И те, кто не придет к Вэйрэну, вынудят нас прийти к ним».
Мудрые слова. Кирст был с ними совершенно согласен.
Победа будет за ними, и синее пламя укажет им путь.
Сейчас он с пятью своими братьями по роте ехал к какой-то забытой всеми шауттами ферме, чтобы встретить там человека в зеленом плаще, не докучать вопросами, слушаться его приказов и со всем уважением (господин да Гренн так и сказал: «Со всем уважением!») доставить в расположение полка.
Кирст знал, что ранее в этом же направлении отправился один из летучих отрядов их армии, чтобы разведать местность, поэтому в первое мгновение не удивился, когда увидел на узкой дороге, проходящей через поле, троих людей.
Западное солнце било в глаза, и никто из его товарищей сразу не понял, что эта троица не имеет никакого отношения к «Синим воробьям». Пешие и идут навстречу.
До них было еще довольно далеко, но сержант, ехавший чуть впереди Кирста, щурясь, сказал:
– Вооружены.
– И не наши. Ириастцы. – Чернобровый Дакел скривился.
Не только Кирст презирал этих жалких трусов.
– Поймаем их? – спросил он у сержанта.
Тот молча отстегнул притороченный топор с длинной рукояткой, и Кирст понимающе ухмыльнулся. Вся эта голытьба, разбежавшаяся и не желавшая драться или же принять силу Вэйрэна в свою душу, достойна лишь того, чтобы ее хорошенько напугали.
Перед смертью.
Лошади послушно перешли с шага на рысь, и Кирст вытащил из ножен клинок.
Дорога была узкой, и атаковать, растянувшись в одну широкую цепь, было нельзя – по обочинам сплошные ямы от прошедших дождей, лошади повредят ноги. Так что все развлечение должно было достаться первой тройке – сержанту, Кирсту и Дакелу.
Трое других всадников держались позади.
К чести тех, кто оказался на пути «Снежных медведей», они не побежали, и Кирст решил, что пешие либо застыли от страха, либо не понимали, что совсем скоро рысь перейдет в галоп. Он думал так до тех пор, пока самый мелкий не поднял что-то перед собой.
Кирст действовал на инстинкте, вскинул щит, и прилетевший болт вместо того, чтобы пронзить шею, ударил о край щита, изменил направление и пробил левую щеку. Наконечник разворотил зубы, повредил язык и, расколов нижнюю челюсть, вышел из правой щеки.
Солнце полыхнуло так, что Кирст, ничего не соображавший от боли, откинулся назад, одновременно натягивая поводья. Лошадь начала крутиться вокруг своей оси, а тем, кто скакал позади, пришлось резко остановиться, чтобы не врезаться в живую преграду.
Боль была чудовищная. Кирст плохо видел, потерял всякие разумные мысли и даже не чувствовал вкуса собственной крови, наполнившей рот, стекающей с губ и затекающей в горло. Он попытался закричать, но лишь забулькал и застонал, заливая себя и конскую гриву алым.
Мату попал, довольно ловко выведя из игры первого всадника. Тот был то ли убит, то ли тяжело ранен. Он не удержался в седле, рухнул, его нога запуталась в стремени, но вышколенная лошадь послушно стояла на месте.
Задние всадники замешкались, а двое передних рванули в атаку.
– Правый! – гаркнул Дэйт, предупреждая товарищей, кого из врагов берет на себя.
Отшагнул и поднял бердыш, ловя на него сокрушительный удар кавалерийского топора, усиленный галопом пронесшейся мимо лошади. Руки заныли, а сам он пошатнулся и, поняв, что не может сохранить равновесие, упал на спину, но, благодаря собственной инерции легко перекувырнувшись через голову, вскочил.
