– Сиоре помочь с корзинкой?
– О, это так любезно с вашей стороны. – Она ответила на его улыбку и без колебаний протянула рыночные покупки. – Мне часто говорили, что треттинцы невероятно галантны. Ну же! Держите, сиор! Я порядком устала тащить эту тяжесть, и ваша помощь как нельзя кстати.
Тот оторопело протянул руку, забрал корзину и посмотрел на усатого. Товарищ негромко предложил:
– Ну неси, раз вызвался. Может быть, сиоре помочь и с кошельком? Я с удовольствием подержу его у себя. Улицы тут опасные.
– Не наговаривайте. Здесь чудесный район. – Шерон сделала шаг и пошла дальше, всем видом показывая, что не сомневается – они не отстанут. – А вот рыбный рынок полон жуликов. Один из них украл мои монеты. Так что о безопасности кошелька теперь можно не беспокоиться, милые сиоры.
– Незаметно, что вы расстроены утратой ултов. – Усатый шел рядом, его товарищ сердито сопел позади.
– Рен-марок, – поправила его указывающая. – Три рен-марки и восемь ултов, если быть точной. Но я сама виновата, слишком расслабилась, видя дружелюбие жителей вашего чудесного города. Я купила сегодня много еды, а вы так любезны. Возможно, я смогу вам отплатить приглашением на скромный ужин?
Ее собеседник искренне рассмеялся:
– Надо же! Не раз слышал, что северянок отливают из стали, а потом бросают в лед на тысячу лет, чтобы закалить посильнее. Оказалось, правда. Вы не боитесь, сиора.
– Бояться? – На ее лице появилось удивление. – В этом чудесном городе? На улице, далекой от трущоб? При свете дня? С такими милыми сопровождающими? Я не из трусливых, любезный сиор.
– Перестаньте, – укорил он ее. – Я вижу, что вы умны и понимаете, что происходит.
– Понимаю. – Шерон перестала ломать комедию. – Но если это все ради корзинки с рыбой и вы настолько голодны, то я с радостью отдам ее вам. Только попросите.
Он хотел сказать, и она даже знала что. Что, быть может, они хотят чего-то большего. Ее красивый алый платок. Или серьги. Или… Но усатый не стал говорить, посмотрев ей в глаза и увидев что-то, что заставило его улыбаться еще более учтиво.
– Нет, сиора. Мы не настолько голодны и просто хотели вам помочь да проводить по нашей улице. Иногда здесь встречаются настоящие мужланы. Но мы не из таких.
Они как раз дошли до перекрестка, где было куда больше людей, и, повинуясь жесту товарища, коротконогий возвратил корзину Шерон.
– От ужина нам тоже придется отказаться, но мы ценим вашу вежливость. – Усатый на прощанье легко поклонился, и указывающая, пряча улыбку, поклонилась в ответ.
– Что же. Быть может, в следующий раз.
– Всенепременно, сиора. Доброго дня. И следите за кошельком. Грабители плохо влияют на репутацию нашего замечательного города. Никто из жителей не желает, чтобы из-за таких неприятностей чужестранцы отзывались о них плохо.
Мужчины пошли прочь, а Шерон, следя за ними, постояла несколько минут возле платана, сказав негромко:
– Ты украл мой кошелек. И довольно ловко.
Вир появился незаметно и тихо, держа в руке короткую, длиной в локоть, палку.
– Недостаточно ловко, раз ты заметила. Кстати, когда?
Она не стала отвечать на вопрос, задала свой:
– Что ты собирался делать с этой штукой? Защищать меня, если бы они повели себя грубо?
– Были такие мысли. Два ограбления за день уже слишком.
Парень не торопился отдавать монеты, а она и не настаивала.
– Ты следишь за мной. И, полагаю, не в первый раз. Значит, знаешь, где мы живем.
– Я могу находить то, что мне интересно. Кстати, спасибо, что не бросили меня в какой-нибудь канаве или трущобах. Не люблю бродить по городу в чем мать родила.
– Зачем ты здесь, Вир?
Она видела, как он подвигал челюстью, ища ответ.
– Возможно, мне одиноко? Надоело быть одному. Иногда хочется с кем-то поговорить о том, чего не знают простые люди. К тому же я вспомнил, где слышал твое имя. Некромант… так говорят уличные слухи.
– В тебе нет сомнения. И отвращения. И страха тоже нет.
Вир пожал плечами, взял ее корзину, предлагая пройтись:
– В Пубире живет много разных людей. Очень разных. Я привык оценивать их не за то, что они умеют, а по тому, как себя ведут с другими и что делают.
– Достаточно взрослая мысль для твоего возраста. Некоторые не понимают таких вещей и в шестьдесят. Значит, ты сойка, которая не служит Ночному Клану?
– Я не сойка, – с достоинством ответил Вир, плечом оттесняя прохожего, глазевшего по сторонам и едва не врезавшегося в Шерон. – И не служу ни им, ни кому-то другому. Служить для свободного человека вольного города несколько… унизительно.
Шерон не согласилась с ним:
– Все мы чему-нибудь служим, в той или иной степени.
– И кому служишь ты?
– Раньше Летосу. Нимаду. Всем, кто живет рядом. Моя обязанность, долг, служба – защищать их от порождений той стороны. И в этом нет ничего унизительного.
– Раньше? А теперь?
– Своему долгу. Дару. Друзьям. Совести, какой бы дырявой она ни стала. Тем, кто зависит от меня и надеется на меня.
– Я обдумаю это.
Они подошли к площади Лета.
– Зачем ты пришел, Вир? – вновь спросила тзамас.
Он пожал плечами:
– Если я скажу, что это посоветовали мне мои невидимые друзья, ты поверишь?
– Зависит от того, каков их совет.
– Мне нужен учитель. Я слишком мало знаю, а твоя спутница… Она опытна. Я даже теперь не могу понять, что сойка тогда со мной сделала.
– Так приходи и попроси ее.
– Возможно, завтра, – подумав, отозвался он, ставя корзину на землю у ее ног.
– Ну, ты знаешь, где мы живем.
– Хочу спросить. Что не так с моим именем? Почему она такой сразу стала?
– Релго – так звали ее сына. Его убил Шрев.
Вир кивнул, принимая эту информацию, и, больше ничего не говоря, затерялся в толпе.
– Вместе с моим кошельком, между прочим, рыба полосатая, – усмехнулась указывающая, копируя тон Лавиани и думая, как та «обрадуется», если к ним заявится молодой савьятец.
Площадь Лета сейчас представляла собой настоящий цирк. Их здесь располагалось два или три. Расписанные золотом и синей краской шатры, яркие фургоны, несколько открытых сцен. Загоны, лошади, суетящиеся люди, запах свежих опилок и навоза.
Представлений пока не было, все ждали начала фестиваля.
Она остановилась у ближайших фургонов, перед заграждением, где не толпились зеваки, вспоминая, как совсем недавно тоже находилась по другую сторону забора, среди артистов. У нее был костюм, ее смелости аплодировала публика, а вечером все они собирались у одного костра, слушали песни Велины, пили дешевое вино и смеялись, рассказывая истории.
