В другое время можно было бы удивиться, однако Лавиани была готова к такому повороту событий – все-таки у соплячки опытный учитель. И она хороша.
Для соплячки.
Не Клеро, конечно, но очень достойная техника.
Они двигались на пределе человеческих возможностей, пока не тратя таланты. Лавиани получила два глубоких пореза на левом предплечье и смогла ответить, отрезав противнице лишь самый кончик носа.
– Ничего, – сказала она девчонке в первую очередь, чтобы позлить. – Ты так уродлива, что это вряд ли тебя испортит.
Та наконец-то использовала талант, разлетевшись ослепившей Лавиани золотистой пыльцой и собравшись в человека, но уже за спиной противницы.
Они могли бы уйти.
Вир был в этом совершенно уверен. Его талантов вполне на такое хватало. Ускориться и бежать, тратя светлячка за светлячком. Никто из них его бы просто не догнал, но сойка решила влезть в драку.
Она всегда лезла в драку. А он, спасая ее, увяз в этом вместе с ней.
И теперь ему приходилось тратить рисунки, чтобы выжить. Проклятый лысый старик оказался не чета Урьи. Хладнокровный, цепкий, целеустремленный.
Вот уж кто не собирался уступать и, единожды увидев, как его подельник свалился с дырой в груди, легко увернулся от точно такого же удара.
Вооруженный простой короткой палкой, оббитой с обоих концов металлом, он махал ею как заведенный.
Удивительно, но старый сойка превосходил по скорости, силе, опыту, оценке ситуации и умению любого из фехтовальной школы мессерэ Менлайо, включая и самого мастера. А эта палка так и мелькала, выстраивая в воздухе невероятные конструкции, грозные в своей простоте и эффективности.
Было видно, что старик, как и погибший сойка, тоже планирует взять Вира живьем. Вот только не собирался разговаривать и угрожать.
Слова будут потом.
Если будут.
У Вира осталось пять рисунков. Три. Два.
И все же он не смог увернуться от последнего удара, быстрого, плеточного, столь резкого, и палка обязательно влетела бы ему в лоб, если бы парень не подставил предплечье, используя талант.
На миг оно стало тверже алмаза, и дерево, треснув, развалилось на две части. Один конец остался в руке старика, другой крутанулся в воздухе, сойка ловко поймал его, а после атаковал растерявшего таланты ученика Нэ двумя еще более короткими дубинками.
Единственное, что было у Вира под рукой, – колокольчик да чужой инстинкт, чужая память, память человека, которого некогда звали Мальт. И предмет, уже так давно бывший у мальчишки, считавший его своим владельцем, откликнулся на неслышный зов и преобразился.
Колокол выгнулся, раздулся, словно глина под пальцами гончара на круге, и, к удивлению Вира, превратился в круглый щит среднего размера, отлитый из уже знакомого металла. На рукояти тянулись символы Шестерых, а по внешней поверхности щита танцевали люди с распахнутыми ртами и тянулась фраза на старом наречии.
Оба кованых конца палок ударили в щит, закрывший Вира, а после он ткнул им вперед, разбив лицо старика и сломав ему нос. Тот использовал талант, и тело Вира с чужими инстинктами снова сработало быстрее. Парень сместился, принял страшный удар ногой все на тот же щит. Крутанулся, закидывая руку за спину и снова избегая ранения от ускорившейся сойки.
Он ловил движения противника лишь краем глаза и, не имея в запасе талантов, все же отражал атаки благодаря измененному колокольчику.
Молокосос, несмотря на то что был полнейшим идиотом и не умел самых простых для сойки вещей, оказался полон сюрпризов. И это если не упоминать, что он развалил целый этаж, и до ушей Лавиани доносились крики жителей квартала, спешащих на шум и грохот.
Некоторые уже были здесь и смотрели, но она плевать хотела на зрителей. Краз вошел в раж, потратив уже второй талант, но Вир сдерживал его мощный напор невесть откуда взявшимся щитом, да еще и, похоже, ранил сойку. Кровь алым веером разлетелась в воздухе, стоило только старику ускориться.
Лавиани ловко подгадала момент, когда он вернулся в обычную форму, и теперь, уже используя свой последний талант, что есть силы швырнула в противника отрезанную голову девчонки.
Она, словно выпущенный из требушета камень, врезалась ему в правый бок, заставляя отлететь на пять ярдов. Сойка оказалась рядом с Кразом быстрее, чем тот понял, что вообще произошло. Лежал полуоглушенный, пытаясь вдохнуть, а из его порванной одежды торчали бело-красные фрагменты ребер.
– Я мог бы его спасти. – Вир остановился рядом, сжимая едва гудящий щит. – Но, кажется, потратил все рисунки.
Этот странный гул, словно затихающий колокольчик, был приятен уху Лавиани.
– Я могла бы просто уйти. – Сойка пропустила мимо ушей слова мальчишки, обращаясь только к Кразу.
Ее нож глубоко вошел в его покалеченную грудь. Сойка поймала себя на мысли, что ей жаль. Кажется, впервые жаль противника из себе подобных. Но у каждого решения есть последствия, и Краз, человек, бывший когда-то другом ее учителя, сделал свой выбор.
Ей оставалось лишь поставить финальную точку.
– Не спи! – сказала она Виру. – На нас пялятся все Трещотки. Шевели ходулями, Вир, пока не загребла стража.
Они смотрели друг на друга долго, ничего не говоря. Торчали на крыше мавзолея Родриго Первого, а на улицах шла облава, и стражники, а также примкнувшие к ним солдаты из ближайшего городского бастиона искали подозрительных, приметных и хоть как-то похожих на Лавиани и Вира.
Или совершенно не похожих. Все зависело от того, какого свидетеля спросить.
Пока же беглецы пережидали, чтобы вернуться в свой район. Для этого следовало пройти по одному из мостов через Пьину, а сойка здраво полагала, что все они сейчас находятся под пристальным вниманием служб правопорядка.
На небе уже зажглись звезды, и Риона расцветала огнями, словно ночные бабочки Черной земли, чьи кружевные крылья горели в джунглях разными оттенками пламени. Эти кружева раскручивались, распутывались, охватывая район за районом, превращая все центральные, включая те, что шли вдоль набережной, в настоящую сказку. Вполне можно было представить, что не прошла тысяча лет, что все еще время Единого королевства, а великие волшебники то и дело посещают южный город, расцветший после падения Аркуса и встречавший на старых плечах очередной год своей бесконечно долгой жизни.
Но они не видели этой красоты. Изучали друг друга придирчиво, словно коты, оценивающие соперника, или же… жители трущоб Пубира.
– То, что мы там устроили… – наконец произнес Вир, пробуя каждое слово на вкус.
– Перестань скромничать, рыба полосатая. То, что ты там устроил. Развалил дом, привлек всеобщее внимание. Оставалось раздеться догола да сунуть факел себе в задницу и бегать с ним, призывая герцога, чтобы уж окончательно всех удивить. Но ты продолжай свою мысль, – благосклонно разрешила она. – То, что ты там устроил…
