– А что случилось со старым трактиром? Я видел много новых домов в вашем городке. Пожар?
– Ловчие! – не сказал, а сплюнул хозяин маленького заведения. – Понимаете же.
Эйрисл не понимал.
– Дикари из ущелий Мышиных гор, господин. Неужели не слышали? Хотя Фихшейз далеко, а эти людоеды, они, почитай, только в Тараше и лютуют. Рейд устроили несколько лет назад, когда никто не ждал, пришли с гор, разорили город. Многих убили, многих угнали в рабство. У меня трактир был не здесь, там. – Он печально махнул в сторону гор. – На пути к перевалу, на Волчьей поляне. Это часа два отсюда, если пешком в хорошую погоду. Последняя остановка перед границей Накуна. Хорошее место, прибыльное. Они и туда пришли, сетями многих похватали, жену вот убили, я лишь чудом с дочкой спасся. Теперь здесь пытаемся что-то наладить, да все глухо. Сглазила меня та проклятущая баба.
– Какая?
– Была одна. – Трактирщик сплюнул. – Чужеземка. Курицу мою убила, глаза совершенно безумные. Ведьма. Она и навлекла небось ловчих-то. Век бы ее не встречать. До сих пор помню ее лицо и приговорку дурацкую. Рыба, понимаешь, полосатая. Какая, к шауттам, рыба? Не знаю.
Он продолжал жаловаться на жизнь, пока они не допили вино, а потом пошел готовить завтрак для постояльцев на следующий день, в раннюю дорогу.
Вышли до рассвета, в зябкое ледяное утро, когда солнце еще не показалось над восточными пиками. На заранее подготовленных снегоступах миновали жилые дома, лесопилку, казарму гарнизона, где жили двадцать солдат, которых прислал герцог после рейда ловчих, и по пологому подъему отправились в путь.
Через несколько часов сделали краткий привал перед остовом сгоревшего постоялого двора, того самого, которым владел трактирщик, с кем лейтенант пил вино.
– Так что же? Теперь ты идешь в Накун? – спросил Эйрисл.
Нэ повела плечами, сказав:
– Прости меня, парень. За то, что было, и за то, что случится дальше. Я не самая лучшая спутница, признаю это. А еще прости, что все время держу тебя в неведении. Поверь, я оценила твое безгранично долгое терпение. Полагаю, ты был очень хорошим командиром и люди тебя уважали. Я не из тех, кто привык делиться планами с другими, это моя плохая черта, за которую мне часто пеняли в прошлом. Иногда подобное приводило к трагедиям, но они так меня ничему и не научили. За жизнь я допустила много ошибок, но сейчас стараюсь поступить правильно, хоть это и непросто. Нет, лейтенант. Мы не покидаем Тараш, и перевал нам ни к чему. Хватит уже перевалов за эти месяцы. Идем прямо туда. – Она махнула на горы. – В дикие ущелья, на плато, куда люди забыли дорогу. К ловчим.
Она подождала с десяток секунд, но Эйрисл никак это не прокомментировал, и ее взгляд чуть потеплел.
– Жаль, что я неспособна сделать тебя своим учеником. Ты мог бы стать кем-то большим.
– Большим? В смысле таувином?
– Да. Но, к сожалению, твой дар иного свойства. Кровь слишком стара, чтобы перековать ее в нечто новое. Ты даже не представляешь, как я сейчас об этом жалею. – На мгновение она осунулась, словно тяжесть всех прожитых лет упала ей на плечи.
– Я не хочу быть таувином, Катрин. Не хочу быть некромантом. Указывающим. Асторэ. Я хочу вернуться домой, собрать свою роту, жить как прежде. Но, чтобы такое случилось, мне придется помочь тебе, пускай ты и не спешишь рассказывать как. Вэйрен – зло, я уверен в этом. И его следует остановить. Так что мы идем к ловчим. Скажи, что требуется от меня.
– Быть рядом и слушать меня. Ты и так делаешь очень много. Идти нам неделю, а потом еще столько же. Я давно здесь не была, новые реки и леса изменили местность. Но найду путь.
И они искали его. Среди снега, поземки, мрачных лесов, каменных осыпей, незамерзающих рек и разреженного воздуха, забираясь все дальше в сердце Мышиных гор. Ущельями, долинами, выше и выше.
Здесь не было никакого жилья, ночью они почти вплотную ложились к большому костру, и рюкзак Эйрисла, доверху набитый едой, с каждым днем становился все легче.
– Если мы тут умрем, то нас никогда не найдут, – как-то сказал он ей, слушая сход лавины, которая обрушилась туда, где путники проходили меньше часа назад.
– Нас и не будут искать. Разве что птицы.
Одна из них, хохлатый жаворонок, как-то прилетела к Нэ и, сев на плечо, прощебетала долгую череду звуков. Тогда старуха засмеялась. Смеялась она удивительно легко и открыто, он в первый раз слышал от нее такой смех. Будто бы в старой оболочке заключена молодая женщина.
– У Бычьей головы, клянусь Шестерыми, вышло… – словно не веря самой себе, произнесла Нэ. – Вы-шло!!
И на ее крик горы отозвались еще одной отдаленной лавиной.
После она заплакала, спрятав лицо в больших ладонях, а потом опять засмеялась.
И Эйрисл видел, что Нэ абсолютно счастлива.
– Значит, все сделано не зря, парень.
– Понимать бы еще, о чем ты.
Она махнула рукой, мол, не бери в голову. И он не стал больше спрашивать.
Место было красивым.
Впереди – отвесная стена высотой в пару тысяч ярдов, словно состоящая из поставленных друг на друга восьмигранных каменных столбов бледно-лилового оттенка. Со стены падала серебряная полоса металла – водопад. Узкий, ажурный и протяженный, похожий на фату фихшейзской невесты. Внизу «фата» распадалась белесым туманом, застывавшим наростами льда на скалах, и издали это напоминало огромный снежный замок.
Снег, кряжистые пихты с ярко-желтыми бугристыми стволами и пронзительно-голубые пятна незамерзающих озер, над которыми поднимался пар. Нэ оперлась на посох, подалась вперед.
– Т’елетэ ас навурро – Оплот синекрылой бабочки. Раньше здесь стоял красивый дом. Он встречал и волшебников, и таувинов. На тех карнизах приземлялись всадники. Видишь пещеры? Некоторые до сих пор сохранились.
Эйрисл прищурился и высоко-высоко заметил в лиловой скале нечто темное, вполне похожее на вход в пещеру.
– Да.
– Там отдыхали дэр’ вин’емы. Крылатые львы, как называют их теперь. Они скользили по Переходу миров из разных частей Единого королевства и привозили сюда своих седоков. Их крылья… – Нэ зажмурилась. – До сих пор вижу, как голубым сияют их маховые перья, как сверкают молнии, когда они появляются в небе.
– Кому принадлежал дом?
– Волшебникам конечно же. Его разрушили во время Войны Гнева. Многое разрушили. А что не вышло или не успели, добил Катаклизм.
Нэ повернулась к снежному полю, тянущемуся от одиноко растущей пихты с длинными иголками до первого из многих горячих озер, и, поднеся ладони ко рту, крикнула:
– Эр’эстэ лекоа! Аб сионта! Аб вилко’с нэкорэтта! Куалле таве ас! Нэко сионта!
Ее крик кинжалом пронзил безымянную долину, испугал птиц и потерялся где-то в синем небе.
