Кто-то из новых друзей Мицана, то ли Сардо, то ли Лиаф Гвироя, оказавшийся удивительным знатоком города и его истории, рассказывал, что сходство с прочими особняками у конторы было совсем не случайным: раньше тут жила богатая семья купцов, сделавшая состояние на товарах из Фальтасарга. Да только при Убаре Алом Солнце они, как и многие другие, попали в немилость грозному владыке. Да попали так крепко, что когда сынка последнего из царей собственная свита истыкала ножичками и мантии взяли власть, не нашлось никого, кто смог предъявить права собственности. И как часто бывает в таких ситуациях, ничейный домик быстренько облюбовали сановники.
Войдя внутрь, Мицан кивнул дремавшему на табуретке охраннику и миновав скрюченных писарей, корпевших над грудами глиняных табличек и листами пергамента, поднялся по резной мраморной лестнице на второй этаж, где за третьими по счету дверями располагалась приемная Ирло Фалавии — старшего скавия — сановника ответственного за выдачу разрешений и внесения записей в государственные свитки. Без хранившейся у него печати, ни одна сделка не имела статус законной, а посему такой человек был крайне полезен для многих дел господина Сэльтавии.
За минувший с начала новой жизни Мицана месяц, он успел побывать во многих местах, из которых раньше его сразу бы вышвырнули. И весьма часто поручения заносили его именно к сановникам, которым он приносил то свитки, то таблички, то мешочки разного веса и наполнения, а то и просто устные послания. Но ни у одного из них, он не появлялся так часто, как у Ирло Фалавии. Воистину, он, похоже, был одним из лучших друзей теневого правителя Каменного города, и сегодня Мицану вновь требовалась его дружеские услуги.
Уже подойдя к двери и собираясь постучать, Квитоя остановился. С той стороны доносились голоса. Один из них, тонкий, немного писклявый явно принадлежал сановнику, а вот второй низкий, гортанный, произносивший слова с ярким мефетрийским акцентом, был Мицану незнаком. Коридор был пуст и юноша мог не стесняться своего любопытства, почти вплотную прижавшись ухом к чуть приоткрытой двери:
— Вы прэсите слишком мнэго, гэсподин! Слишком! Вы рэзарите мэю семью такими пэборами!
— Во имя милости всех богов, Беашта, да как ты мог подумать, что я тебя разорю! Да и что за слово такое, поборы. Фу! От него веет грубостью, а мне казалось, что ты желаешь заручиться моей дружбой!
— Две тэсячи! Вы прэсите две тэсячи сэталов, гэсподин!
— Да, Беашта, всего две тысячи! Всего какие-то жалкие две тысячи! Вот смотри, Беашта, ты желаешь открыть лавку, в которой будешь продавать шерстяные ткани и открыть ты ее желаешь не где-нибудь в Аравенах, а на Восточном рынке квартала Кайлав. И не в каком-нибудь закоулке, Беашта, а на самой площади, которую ежедневно посещают сотни и сотни человек! Да что там сотни — тысячи! Ты хоть представляешь, сколько человек жаждет туда попасть, Беашта? Как много купцов и лавочников, ремесленников и мастеровых? Свободные места появляются там очень редко. И все же я, скромный служитель государства, хочу пойти на встречу именно тебе, Беашта. Я готов закрыть глаза на щедрые дары многих, чтобы помочь тебе воплотить свою мечту в жизнь, Беашта. И что ты мне предлагаешь? Каких-то жалких пять сотен ситалов? Да любой другой на моем месте просто выкинул бы тебя прочь за городские ворота наплевав в спину! Но только не я. Я слушаю тебя, Беашта, помогаю тебе и хочу за эту всего лишь уважения, Беашта!
— Но сэмо здание, плэта поставщикам, нэлоги, закупки! Я и так в дэлгах и рэсписан дэ последнего авлия…
— Вот что происходит, когда забываешь о благодарностях, Беашта. Но ты же сам мне рассказывал, что боги подарили тебе пять дочерей. Так продай одну из них в рабство.
— Чтэ?!
— В рабство, Беашта, в рабство. Продай одну из дочерей в рабство и тогда денег тебе, Беашта, точно хватит, чтобы дело твое возникло, а потом и пошло в гору! И вот не надо хвататься за сердце и краснеть, Беашта. Множество этриков так делает и никто из твоих соплеменников и родных не осудит тебя, Беашта, за такой шаг. Лучше подумай, сколь много пользы твоей семье принесет лавка, открытая в самом великом городе мира! Десятки поколений твоих предков, Беашта, только и делали, что гоняли овец по холмам Мефетры, перебиваясь молоком и сыром. А ты, Беашта, станешь торговцем. Да что там, почти купцом! У твоей семьи возникнет дело, Беашта. Дело, которое ты сможешь передать по наследству, превратив его в настоящие родовое призвание. И отделяет тебя от этого, Беашта, всего каких-то две тысячи монеток.
— Я… Э… э… Мнэ надо подумать. Прэстите меня гэсподин.
Мицан ели успел отпрянуть, когда одетый в серую тунику и широкополую соломенную шляпу невысокий мужчина выскочил из приемной сановника, сопровождая каждый свой шаг тирадой неизвестных, но вероятно весьма грубых и явно оскорбительных слов.
— Сурово ты с ним, мог бы и скинуть немного, — произнёс юноша, входя в дверь.
Одетый в жёлтую накидку и круглую желтую шапочку, из под которой выбивались жидкие засаленные волосы, старший скавий Ирло Фалавия сидел за большим столом, обмахиваясь, словно веером, глиняной табличкой. Его покрытые багровыми пятнами щеки были гладко выбриты и свисали до толстой шеи, что несколькими подбородками переходила в грудь и почти сразу начинавшийся необъятный живот. Услышав слова Мицана, он вздрогнул, от чего по складкам тела и одежды прокатилась волна ряби, но разглядев гостя, тут же заулыбался, обнажив неровные желтые зубы.
— Ох, юный Мицан Квитоя. Не ждал увидеть тебя так скоро, но все равно — весьма рад, весьма рад. Прошу проходи, присаживайся. Может вина? У меня есть совсем недурное малисантийское…
— Не откажусь.
— Тогда возьми кубок вон оттуда, — сановник кивнул в дальний угол, где на небольшом столике стоял бронзовый кувшин и четыре маленьких кубка. Подойдя к ним, Мицан налил один до краёв и выпил в три глотка пряное и чуть сладковатое вино. Обновив его ещё раз, от чего Ирло Фалавия слегка поморщился, юноша сел на стул напротив старшего скавия, закинув ногу на ногу.
— Что же до того мефетрийца, то нет, не слишком. Понимаешь ли, Мицан, мой проситель оказался крайне прижимист и скуп до неприличия. И в своем желании обрести наибольшую прибыль он граничил с непочтительностью, которую я так не люблю и не понимаю. Так что я просто показал ему ещё один путь… эм, решения нашей проблемы. Не знаю, успел ли ты его рассмотреть, Мицан… — сановник картинно скривился. — В общем, если его дочери хоть немного похожи на отца, то покупка для плотских утех им точно не грозит. Скорее всего, их бы купила какая-нибудь приличная семья как прислуг или нянек. Ведь всем известно, как трепетно и бережно относятся мефетрийцы к детям. Да и потом, всегда же можно выкупать обратно.
— И все же, советовать продать дочь в рабство ради взятки…
— Фу, какое грубое и несправедливое слово, — Ирло Фалавия скорчил обиженную мину, от чего по его обвисшим щекам прошла дрожь. — Ты расстраиваешь меня Мицан. Я думал, что кто-кто, а люди вроде тебя знают, как важна в нашем мире благодарность. Простая человеческая благодарность. Вот Беашта не знает и поэтому останется без лавки. Да и во имя всех богов, что такого я сказал? Знаешь, сколько семей этриков продают своих собственных детей? А? Да через одну. Откуда ты думаешь, Мицан, столько рабов из числа арлингов, мефетрийцев, сэфтов и дейков? От их собственных родителей.
