— Во, смотри Ирло, ещё один идет.
— Да ты что, глаза себе выколол? Уже гражданина от варвара не отличаешь?
— О, а и правду гражданин. Ты это, гражданин, проходи и не задерживайся. Не на что тут смотреть.
— Как же не на что? А вот это что? — сказал Мицан, кивнув на сваленные под тряпками тела.
— То преступники и смутьяны повинные в смерти доблестных воинов Тайлара и сановников государства, — ответил ему солдат по имени Ирло. — Были, то есть, преступниками и смутьянами.
— Вот я на них и смотрю. А что, прям эти чиновников-то поубивали?
— Может и эти, может и не эти. Тебе-то какое дело, пацан? — огрызнулся первый воин.
— А может я это, гражданскую бдительность проявить хочу.
— Какую-какую бдительность?
— Гражданскую. Ну, о преступниках там сообщить, например.
— А что, есть, что сообщать?
Мицан неопределенно пожал плечами. В этот момент из дома раздались крики, грохот и лязг железа. Солдаты резко обернулись, наставив на зияющий чернотой дверной проем копья. Но почти сразу крики смолкли, и на улице повисла тишина.
— Шел бы ты своей дорогой, парень, — раздраженно проговорил первый. — Не место здесь для честных граждан.
— Да я то пойду, только любопытно мне больно, что с Аравеннами то происходит. Вроде бунт был, а теперь пусто совсем.
— Что-что. Сам не видишь что ли? Не будет тут больше никаких Аравенн. Задрала эта шваль всех окончательно.
— Так что, во избежание беды, ступай себе с миром, гражданин, — с нажимом произнес солдат.
— Ну, как скажешь, воитель. Да укроет тебя Мифилай щитом нерушимым.
— Ага, и тебе всех благ и радостей, гражданин.
Мицан пошел в сторону главной улицы, по которой можно было прямиком дойти до самой гавани. Обернувшись, он увидел, как из здания выносят тело то ли девушки, то ли подростка.
По дороге до конторы управителя, ему ещё раза три попадались военные патрули, причем один из них вел большую процессию скованных цепями грязных и ободранных людей, чьи корни, кажется, восходили к каждому уголку Внутреннего моря. Всë говорило о том, что власти города решили серьезно взяться за гавань. Не то чтобы Мицан сильно переживал на сей счет, но, как успел понять юноша, для Клятвенников Аравенны играли совсем не последнюю роль. И пусть городу без трущоб точно будет лучше, как всë это скажется на делах людей господина Сэльтавии, он мог только гадать.
Гавань, как и весь остальной квартал, производила впечатление покинутой. У многочисленных причалов, которые всегда были заняты кораблями со всего Внутреннего моря, сегодня стояли лишь три судна, причем одно из них было военной триремой, возле которой дежурили солдаты. Даже носильщиков, попрошаек и вездесущих мальчишек-беспризорников сегодня не было видно, а тишину нарушали лишь плеск волн, да крики чаек, круживших над каменной башней конторы управителя.
Но больше всего поражала вонь. Аравенская гавань и в лучшие то дни пахла отнюдь не цветочным маслом или благовониями, ну а сейчас тут стоял жуткий смрад гнили и разложения. Его источник обнаружился почти сразу — десятки, а может и сотни бочек с рыбой. Они так и стояли на пристани под лучами палящего солнца, уже успевшего превратить их содержимое в кишащую насекомыми разлагающуюся жижу.
К горлу юношу подступила рвота и оставшийся путь до конторы он предпочел проделать бегом, закрыв нос и рот краем своей рубахи.
Управитель Арвавенской гавани Викемо Пайфи, высушенный старик с ввалившимися глазами, чья смуглая кожа, казалось, целиком и полностью состояла из морщин, сидел за столом, перебирая свитки и глиняные таблички. Его кабинет находился на самой вершине башни и вони тут почти не чувствовалось — помогали две жаровни, над которыми поднимался сизый пряный дымок.
На вошедшего без стука Мицана управитель не обратил ровным счетом никакого внимая, продолжив сверять что в документах, то и дело обращаясь к старым как он сам резным счетам, краска на которых успела потрескаться и облупиться.
Мицан покашлял, потом похрипел, прошел из угла в угол и, наконец, подойдя к двери, постучал в нее несколько раз. Викемо медленно оторвал взгляд от своего стола и перевел его на посетителя.
— Вот так-то лучше, юноша, так-то лучше. Правила хорошего тона обязывают гостя стучаться, — проскрипел управитель гавани.
— А хозяина — предлагать гостю вино и угощения, — парировал Мицан.
— Там в углу есть вино и сушеная рыба. Можешь взять, если хочешь.
Мицан улыбнулся и без всякого смущения, подошел к столику. Выбрав кусок побольше и налив вина в глиняную чашу, он внимательно оглядел кабинет приказчика.
— Я смотрю, ты так и не обзавёлся вторым стулом?
— Стул здесь всегда будет один и всегда будет моим, — ответил Викемо. — Лишний стул располагает гостя остаться подольше, чего мне совершенно не требуется.
Мицан пристально посмотрел на управителя, после чего демонстративно сел на пол и откусил полоску сушеной рыбы.
— А и верно, зачем мне стул? Я ж из простых буду, мне и пол, что трон.
Викемо проигнорировал выходку юноши и продолжил говорить, как ни в чем не бывало.
— Гости приходят ко мне с делами, которые, как правило, не требуют столь много времени, чтобы их ноги успели устать. Ты ведь тоже пришел по делу? Так, какой корабль привлек внимание господина Сельтавии? Их сейчас тут мало осталось.
— Никакой, точнее никакой из прибывших, — поднявшись с пола Мицан положил на стол управителя торговый договор и кошель с монетами. — Вот тут все написано: нужно чтобы ты внес в свои свитки запись о корабле и купце из Ирмакана и что прибыл он, ну, скажем, полмесяца назад.
— И что же было у него в трюмах? — безразлично произнес старик, раскрывая свиток с договором.
— Рабы с Северного побережья.
— Плоть значит, — скривился Викемо, отодвинув от себя торговый договор так, словно в него был завернут слизняк.
— Ну да, а что такого?
— Дурной это товар, вот что.
— Вот значит как, то есть от денег наших ты тоже отказываешься? — Мицан встал и потянулся к кошельку, но Викем тут же его придвинул к себе.
— Нет.
— Ну, раз нет, то тогда и другие уши для своих сказок ищи. Думаешь, не знаю как и с кого ты тут монеты гребешь и чем твоя гавань живет? А если тебе поговорить захотелось, то лучше расскажи, что у вас тут за ужасы творятся. Весь квартал словно вымер и солдаты на каждом шагу…
Управитель гавани долго молчал, пристально смотря на лежащий перед ним кожаный кошелек и свиток. Наконец он перевел взгляд на Мицана и юноша почти физически ощутил боль и усталость, которые переполняли этого человека.
— У нас тут… зачистка. Поверь, мальчик, Аравенны не первый раз бунтуют и не первый раз тут льется большая кровь, но так как сейчас… Я давно живу и такого не припомню. Четыре дня назад тут всякая местная шваль бунт подняла, да только его разом пресекли должным образом. Это ты, наверное, и сам знаешь. Но вот что после началось… такого никогда не было. На следующий день в гавань сразу две тагмы вошли — разбились на отряды, знамёна по-ихнему, и начали каждую улицу осматривать. Вроде как говорили, что не пойманных убийц сановников ищут и поначалу то они и вправду только всякие злачные места проверяли. Таверны там, притоны, бордели. В общем, в нужных местах искали и много кого взяли или убили из тех, о ком обычно не горюют. Мы-то уж думали, что на этом власти и успокоятся, но позавчера солдаты снова вернулись и уже всех стали хватать и в дома через один вламываться. Тех, в ком этриков признают, отпускают хотя и гонят прочь, а вот чужеземцев, особенно которые без торговых грамот попадаются… если люди не врут, то их сразу в колодки, как преступников и смутьянов. По особому повелению Эпарха и Коллегии. Как ты понимаешь, когда такие дела начались, то все купцы и судовладельцы предпочли либо в море уйти, либо в другие порты перебраться. Самые ушлые, что смекнули, куда ветер подул, ещё и жителей гавани на борт брали. За большие деньги, разумеется, ну или за все ценности и пожитки, которые с них стрясти удавалось. Да только думаю, что большая их часть от судьбы своей все равно не убежала — если я чего в людях понимаю, то их потом сами же капитаны сэльханским пиратам или ещё кому продадут. В общем, плохо у нас тут. Торговли нет, народ либо схвачен, либо свалил кто куда, а что дальше будет и вовсе не ясно. Не удивлюсь, если не сегодня, завтра пожгут тут все.
