— Позвольте же нам узнать, о сей извечной нужде.
— Вы её знаете. Это зерно и масло.
Поднявшись по лестнице наверх, они оказались среди густой зелени и ярких цветов, источавших удивительно насыщенные запахи. Тут были собранные со всего Внутриморья кусты, цветочные клумбы на постаментах из резного камня, подвесные корзины из золотых прутьев, ступенчатые террасы, поднимающиеся до самых вершин стен, и даже деревья с раскидистыми кронами, которые нависали над купелями, журчащими фонтанами, жаровнями, от которых в небо уходили струйки дыма разожженных благовоний, и мраморными скамьями. Верхний сад был одним из чудес, а скорее причудливых безумств созданных по воле Убара Алое Солнце, и на его поддержание в должном виде уходили неразумно большие суммы и силы. Неудивительно, что за время Великой смуты он почти зачах и был лишь бледной тенью себя прежнего. Но когда Джаромо возглавил Великую палату, он распорядился восстановить всё в былом блеске, а в некоторых местах даже улучшить этот каприз последнего из Ардишей.
Хотя грозный царь и не вызывал у Великого логофета особо теплых чувств, он был согласен с целями и замыслами этого места. Верхний сад существовал не для отдыха сановников, а для приемов именитых чужеземных послов. Тут они сразу осознавали, что для Тайлара нет ничего невозможного. Обычно, оказавшись здесь впервые, иноземцы так увлекались окружающей растительностью и рукотворными чудесами архитекторов, что теряли бдительность и настойчивость. Этот сад умел восхищать и подавлять, и почти всегда прекрасно исполнял возложенные на него задачи. Но ступавшей по его тропинкам Уянтхара Эт-Дакку казался всё таким же безмятежным. Словно бы сад с фонтанами и водопадами, возведенный на крыше дворца, был привычным и даже обыденным делом для эурмиконского ока.
— И так, зерно и масло, — проговорил Великий логофет, приглашая заморского гостя присесть на резные кресла, расположенные вокруг небольшого фонтанчика, выполненного в виде выныривающего из волн кита.
— Зерно и масло, — кивнул он. — Наш город крайне заинтересован в закупке этих товаров у вашей страны. И хотя мы совсем не против и ваших знаменитых вин, в первую очередь нас интересуют именно зерно и масло. Причем мы готовы купить как пшеницу, так и ячмень, просо и овес. Любое зерно, что родят ваши поля и собирают ваши землепашцы.
— И сколь же велик интерес вашего города, посланник? — пробубнил логофет торговли.
— Ну, скажем, миллион амфор с зерном и четверть миллиона с маслом.
Джаромо и Арно с удивлением переглянулись. Их обоих поразил и объем названной партии и сам посланник. Он говорил о покупке способного год кормить целую страну зерна так, словно бы речь шла о рядовом пустячке. Как будто он, стоя на городском рынке, намеревается купить мешочек ячменя к обеду.
— Вам же известно, что в полной тайларской амфоре помещается четыре пуда веса?
— Более чем, уважаемый господин Себеш. Поверьте, я отдал торговому ремеслу больше половины своей жизни и прекрасно разбираюсь в самых различных весах и мерах. И да, я не оговорился и не впал в безумие. Наш город закупит именно столько, сколько я сказал. И это для начала.
— Такой объем зерна и его перевозка обойдутся не дешево. Особенно сейчас, когда и на юге растет спрос.
— Мой город весьма богат и я обещаю, что торговаться мы будем не столь яростно как обычно, — сверкнул ровной полоской зубов посланник. Хотя говорил он с логофетом торговли, его глаза смотрели только на Джаромо Сатти. И смотрели они пристально, с неподдельным интересом, словно бы изучая. — Что же до объемов, то уверен, что плодородные земли вашей прекрасной страны легко народят и в десять раз больше излишков.
— Ну, по милости Бахана, на плодородие земель мы и вправду не жалуемся. Да и погода в этом году выдалась на удивление удачная…
— Такая удачная, что уже со дня на день поля наших южных провинцией окрасятся в золото спелого зерна и многие тысячи жнецов отправятся на их сбор, чтобы потом вновь засеять освободившиеся просторы, — продолжил мысль Арно Себеша Великий логофет. — Однако, поправьте меня если я ошибусь, уважаемый посланник, в Эурмиконе проживает семьдесят три тысячи человек.
— Мне не в чем вас поправлять, господин Сатти.
— А в сопредельных городах, колониях и поселках, кои верны клятвам верности Совету кровей, ещё около семисот тысяч.
— И тут вы вновь безупречно точны.
— Так поясните же нам, милейший господин Эт-Дакку, неужели все люди вашего города и племен, разучились сами растить зерно или вдруг обнаружили в себе поистине зверскую прожорливость? Раньше Эурмикон никогда не закупал у нас товары в подобном масштабе.
Неожиданно лицо посланника поменялось. Его губы, что до этого не изменяли обворожительно-лукавой улыбке, выпрямились и поджались, а большие черные глаза сощурились, прогнав всякую игривость и веселье. Тепло резко сменилось на холод, и даже голос его стал грубее и суше.
— Вы когда-нибудь видели голод, господин Сатти?
— Нет, господин Эт-Дакку, не видел. В нашем благословенном Тайларе уже много лет никто не умирал без куска лепешки или миски с кашей. Как вы и сами заметили, милейший посланник, наши земли на удивление плодородны и щедры к своим жителям.
— А я видел. Не в нашем великом городе, конечно. Хвала богам, Эурмикон защищен от столь жутких бедствий. Но вот за его стенами… За его стенами я не раз видел ещё живых скелетов, обтянутых бесцветной кожей, и видел детей, со вспученными животами. Видел мужчин и женщин, что были готовы удовлетворять любые прихоти за кусок хлеба и отдающих за него же дома и земли. Видел, как сосед оказывался обедом в миске и как матери в отчаянье топили в реках новорожденных детей. Я долго жил купцом и путешественником, господин Великий логофет, и видел много чего, что не желал бы увидеть впредь. Увы, но далеко не всем так повезло с землей и погодой как тайларам, господин Сатти. Во многих местах небеса капризны, а почва не желает родить ничего, кроме сорняков и бурьяна. Да, эурмиконцев кормит море и торговля и мы тоже не ведаем голода, но за нашими пограничными заставами живет множество племен и народов, с которыми вы не поддерживаете никаких отношений, ибо считаете их скотом и дикими животными. Но для нас они люди. И сейчас в землях этих людей постоянные заморозки с ледяными дождями, а значит, уже скоро там начнет заканчиваться еда, посевы погибнут, а следом — наступит голод.
— И наступив, он соберет клавринские племена в ватаги озлобленных и отчаянных оборванцев, что похватав оружие, побредут в ближайшие известное им место, где у людей по бокам свисает жирок, а столы ломятся от всевозможных яств. В Эурмикон, — пристально посмотрев в глаза посланника проговорил Великий логофет.
— Возможно, господин Сатти. Возможно всё, — улыбка вновь вернулось на лицо посланника, но теперь она стала другой, не слащаво-приторной, а горделивой. — Быть может, они пойдут к нам, а может, напротив, двинутся к вашим границам, как бы далеко вы не отодвигали их от своих обжитых земель и прекрасных городов. А может ничего такого и не произойдет и они разбредутся по своим бескрайним лесам и там обернуться в волков и медведей. Ну, или просто съедят друг друга. Вот только нам совсем не хочется проверять эти теории. Мы — город купцов и странников. Мы хотим торговать, находя в этом благословенном ремесле не только богатство, но и пути к преодолению всех бед и лишений. Когда-то давным-давно наши предки покинули жаркие берега Фальтасарга и, найдя новое пристанище в землях клавринских племен, связали себя с ними нерушимыми узами через честную торговлю. Мы, отринув неважные различия, нашли в тех, кого вы именуете дикарями, мужей и жен. И сейчас мы вновь желаем протянуть руку дружбы. Протянуть её ещё дальше на север. К иным, дальним племенам. И предложив им спасение от голода, обрести в них своих новых братьев.
