С первых минут жизни своего сына Шето всегда был рядом. Всегда был с ним, и лишь последние два года они были в разлуке.
Лико же, и рождение, и первые полтора года жизни Эдо, провел вдали от него, лишенный возможности видеть, как крепнет порождённая им жизнь. Для его головы он был просто ребенком. Незнакомым мальчиком, что прячется за няньками или дедом. Но Шето надеялся, что вскоре их общая кровь растопит лед разума, подарив его сыну те чувства, которыми был пропитан он сам. И их семья вновь станет такой же сплоченной и крепкой, какой была когда-то прежде.
В покои внука вошли няньки, учтиво намекнув, что Эдо пора ложиться спать. Шето не стал с ними спорить, а поцеловав малыша, поднялся, кряхтя и проклиная про себя свое заплывшее жиром тело.
Да, он всегда был крупным и склонным к полноте, но за последние годы разжирел совсем до неприличия. Ему было тяжело ходить, тяжело сидеть. Великие горести, ему даже и лежать то было уже нелегко. Но, что он мог поделать? Внутри его брюха, под толстыми слоями жира, скрывалась ненасытная бездна, которая вечно тянула и ныла, пока он не забрасывал её горами еды. Вот и сейчас, даже чувствуя как от веса колени сводит болью, а живот кажется набитым камнями мешком, он прекрасно понимал, какие именно приказания получат от него рабы, как только он покинет покои внука. И словно в подтверждение его мыслей, брюхо призывно заныло, требуя нового и немедленного наполнения.
Оставив захныкавшего мальчика на попечение женщинам, Первый старейшина вышел за дверь.
— Успешным ли было постижение мастерства кавалерийских наскоков у маленького Эдо? — раздался знакомый голос. Шето обернулся. Позади него, прислонившись к стене и скрестив на груди руки, стоял Джаромо Сатти.
— Ещё каким! Ты не поверишь, но я так и не успел достроить ни единого здания. Его лошадки так резво превращали их в горы кубиков. Вот даже и не знаю, кем же станет мой внук с такими-то увлечениями.
— Я искренне убежден, что со столь блистательным и заботливым воспитателем, он вырастет достойным наследником благородного имени.
— Очень на это надеюсь. А то я начинаю опасаться, как бы он не стал возницей на ипподроме. Впрочем, на всё воля богов и их милость. Да. Пройдемся до смотровой.
Они пошли по галереям в смотровую залу, что находилась в задней части Лазурного дворца. В последние дни Шето часто проводил время именно там — в городе стояла жуткая жара, а море и ветер всё же дарили хоть какую-то прохладу. Да и вид, открывавшийся оттуда на Кадарский залив, был просто прекрасен. Шето нравилось слушать шум волн, разбивавшихся о скалы, нравилось наблюдать за проплывающими кораблями и думать о настоящем и будущем, созерцая бескрайнюю водную гладь.
К тому же отсюда неплохо была видна и Аравеннская гавань. А если точнее — то костровище, в которое превратил его братец это язву на теле Кадифа.
Не то чтобы Шето было жалко эти трущобы, или населявших их людей. Это был рассадник преступности и всевозможных пороков, который уже давно нужно было уничтожить. Но вот использование тагм и повальное обращение в рабство всех чужеземцев без купеческих грамот, на его взгляд, было перегибом. Даже ошибкой, которая уже создала им определенные трудности во время назначение Лико на пост Верховного стратига и кто знает, как могла аукнуться ещë в будущем. Когда этот проклятый Сардо Циведиш попытался выставить его мальчика безумным чудовищем, что жаждет обрушить меч на Кадиф, он уже было начал думать, а не заменить Кирота на кого-нибудь более осмотрительного и менее амбициозного? В конце концов, это ведь был его план и его неуëмное и совершенно неуместное желание оставить наследие в городе. А за свои дела все должны были нести ответственность. Даже родичи.
Но стараниями Джаромо, кризис быстро остался в прошлом. А в будущем их ждала власть и окончательное превращение Кадифа в самый прекрасный из городов мира, которому было совершенно не к чему сохранять эти уродливые пятна.
И потому Шето больше не злился на своего брата, а вид почерневших остовов хибар, как и разобранных мостовых, больше не отдавался в его памяти словами харманского змея. Напротив, теперь на их месте он видел миражи будущих садов, ровных улиц, памятников, складов, домов и причалов. И, конечно же, величественного маяка, что будет посвящён победе его мальчика в диких землях.
Первый старейшина и Великий логофет уселись в мягких резных креслах возле заменявшего стену в обзорной зале парапета. Рабы тут же поставили перед ними низкий и длинный стол, на котором лежали золотые блюда с фруктами, орехами, сладостями, а также с вином и фруктовой водой. Критически осмотрев угощения, Шето причмокнул. Нет, столь легкие закуски его совсем не устраивали.
— Подай нам нормальный обед, — обратился он к рабу, наливавшему напитки.
— Каких яств изволит желать мой хозяин?
— Какого-нибудь мяса. К примеру, ребра с чесноком и медом подойдут. И побольше зелени и лука.
Один из рабов тут же с поклоном покинул смотровую залу, скрывшись за массивными дверями, а Шето, взяв сочный инжир с блюда, впился в него зубами, чувствуя, как липкий сладкий сок скатывается по подбородку.
Джаромо сидел, глядя куда-то в сторону линии горизонта и выстукивал ритмичную мелодию по пустому кубку. Весь его вид, говорил о том, что Великий логофет погружен в тревожные и тяжелые мысли. Не было ни обычной для него мягкой улыбки, ни хитрого прищура глаз. Только тяжелая сосредоточенность. А таким Шето видел его не часто.
— Так какие дела заботят нас сегодня? — нарушил повисшую тишину Первый старейшина.
— Близятся Летние мистерии.
— Светлые и благословенные дни.
— И дни тревог и забот, для тех кто облачён властью. Весьма скоро наши дорогие сограждане будут шесть дней в торжественном исступлении чествовать Бахана, Лотака, Венатару, Меркару и Илетана. А большие праздники открывают большие возможности. Ближе к закату к тебе придет твой брат дабы поговорить о нуждах подвластного ему города. Он покажется тебе весьма щедрым на слова и идеи. Прошу тебя, не отвергай слишком уж многие из них.
— Хорошо, я обещаю, что выслушаю все его предложения. Однако мне почему-то кажется, что поговорить ты хотел не о скором празднике и связанным с ними хлопотами.
— Твоя проницательность как всегда делает тебе честь.
— И, пожалуй, я воспользуюсь ей ещë раз: меня ждут дурные вести? Ведь так, Джаромо?
— Скорее ожидаемые, пусть и нежданные столь скоро, — вздохнул Великий логофет. — Боюсь, что наши заклятые друзья смогли удивительно легко и безболезненно оправиться от всех нанесенных им ударов. Вместо пыли и праха, с похвальной настойчивостью, они стремятся превратиться в выкованную мастером-кузнецом сталь.
— Что ты имеешь в виду? — он давно привык к витиеватой манере изъясняться своего старого друга. Джаромо всегда любил поиграть словами, обогащая и украшая каждую произнесенную фразу, и обычно Шето без труда распутывал этот клубок словесности, извлекая из него все, даже не высказанные напрямую смыслы. Но сейчас суть сказанного ускользала от Первого старейшины.
