— Хощаи, кол… колокш… швени…
— Хозяин звал не тебя. Ты не имел права к нему заходить. Немедленно выйди отсюда.
Смущенный харвенский юноша поклонился и поспешно покинул спальню, пролепетав что-то неразборчивое на своем грубом языке.
Аях Митей проводил его суровым и не сулящим ничего доброго взглядом, а затем плотно закрыл двери.
— Прошу простить мою непредусмотрительность, хозяин. Новые рабы убирают дом по ночам и не должны были доставлять вам неудобства. Обязанный дежурить у вашей двери Минак Лесит будет незамедлительно наказан.
— Не знал, что мой дом наполнился новыми слугами, Аях Митей.
— Я посчитал целесообразным увеличить их число.
— И поэтому ты купил привезенных с войны невольников? Мне казалось, что уж кому как не тебе должно быть известно, что я совершенно не одобряю наличие в этих стенах варваров. Тем более таких, в чьей памяти ещё не успели померкнуть недавние драматические события, после которых они из свободных людей племен превратились в домашнюю прислугу. Разве в городе кончились разорившиеся этрики из числа сэфтов?
— Нет, но харвенские рабы дешевы, — пожал плечами Аях Митей.
— Вот как? А что, бедность уже начала обивать пороги моего дома?
— Ни в коей мере, мой хозяин. Но бережливость видится мне добродетелью. Как я и говорил, он не должен был попасть вам на глаза.
— И долго ты намеревался скрывать от меня сие чудное приобретение?
— До тех пор, пока я бы не обучил и не воспитал каждого из них должным образом.
— И много тут теперь обитает сынов харвенских земель?
— Сынов — двое. Ещё я приобрел двух дочерей.
Джаромо покачал головой. Временами ему начинало казаться, что он дал своему управителю уж слишком много свободы и полномочий. Великий логофет уже хотел полувсерьез сказать об этом, но тут за спиной Аяха Митея появился взъерошенный и заспанный Минак Лесит. При виде управителя он замер, а его глаза наполнились ужасом, который старший раб тут же и оправдал: его ладонь со свистом рассекла воздух, отвесив вошедшему звонкую пощечину.
— Как ты посмел покинуть дверь хозяина?
— Я только отошел справить нужду…
— Врешь, — новый хлесткий удар заставил раба взвизгнуть.
— Но ведь солнце…
— День хозяина начинается тогда, когда он так решит. И ты будешь наказан ещё и за незнание этого. А теперь ступай в общую комнату. Я лично помогу хозяину одеться.
Прогнав раба, Аях Митей подошел к Джаромо и подал ему свежую одежду.
— Ты суровый и жестокосердный человек, Аях Митей. Неужели благосклонное милосердие столь чуждо худу твоей мысли?
— Я всего лишь ваш управитель, хозяин.
Одевшись и позавтракав фруктами и козьим сыром, Великий логофет отдал распоряжение подготовить повозку. Хотя Джаромо предпочитал перемещаться по городу пешком, взяв с собой лишь пару рабов-охранников, последние дни он все больше пользовался именно ей. Может он и старался не подавать вида, но его тело было истощено, разум истерзан, а те немногие крупицы сил, что ещё оставались, были отчаянно необходимы для совсем иных, куда более важных дел. Вот и сегодня для своего недолгого путешествия он всё равно распорядился запрячь волов.
Покинув дом, он покатил по пустынным улицам Палатвира. Жители благородного квартала были сейчас в храмах или на приёмах по случаю первого дня Летних мистерий, и в этой пустоте совершенно не чувствовался тот дух веселья, что уже царил на главных улицах и площадях остального города. Тут не было ни шумных процессий, во главе со жрецами Жейны — первой из чествуемых в эти дни богов, ни публичных выступлений поэтов и музыкантов, ни танцев на площадях, в которые втягивались сотни и сотни человек, ни рек бесплатного вина и раздачи хлебов, ни жертвенных алтарей и курилен. Даже украшений на зданиях и стенах высоких оград было почти незаметно. Как и всякое прочее дело, угождать богам радостью сословие ларгесов предпочитало надежно отгородившись от прочих граждан высокими стенами. И желательно — выставив плотное кольцо охраны.
Дорога по опустевшему Палатвиру почти не заняла времени. Джаромо сам не заметил, как повозка остановилась, а слуга открыл перед ним дверцу. Великий логофет вышел, оказавшись возле окруженного фруктовой рощей большого особняка. Миновав внешнюю ограду и открытые ворота, стражи которых встретили его почтительными поклонами, он направился по широкой, вложенной цветной мозаикой дороге, мимо бассейна с искусственным водопадом, бившем из пасти каменного ящера.
У ведущей к высоким черным вратам широкой мраморной лестницы стояли двое рабов-стражников — один краснокожий, одетый в волчью шкуру с бронзовыми пластинками и с длинной ромфеей, а второй белокожий, в закрытом железном шлеме, копьем и круглым щитом, покрытым причудливым орнаментом, в виде пожирающих друг друга змей. Встретив его молчаливыми поклонами, они распахнули двери, и Великий логофет пошёл по длинной и широкой галерее с рядами арочных колонн по бокам.
Возле ведущих в главную залу ворот, на этот раз красных, Великого логофета встретили две обнаженных рабыни с золотыми цепочками на шее. Одна из них встала на колени, протягивая поднос, на котором лежали маски ящера, сокола, быка и волка, а вторая оказалась чуть сбоку.
— Примерьте и позвольте раздеть вас, почтенный господин, — томно прошептала она на ухо сановника.
Хотя Джаромо пришел сюда не ради веселья, он прекрасно понимал, что именно ждет его за этими дверями. И привлекать к себе лишнее внимание было совершенно не в его интересах. Вяло кивнув, он позволил невольнице снять с себя неизменный наряд из расшитого серебром черного шелка. Посмотрев на маски, он, чуть поколебавшись, остановился на оскалившим пасть ящере. Пожалуй, именно она лучше всех соответствовала его настроению.
Как только прохладная бронза коснулась его лица, а тонкие пальца завязали на затылке две ленточки, двери распахнулись и сановник оказался в огромном зале, сразу ударившим по всем его органам чувств звуками, музыкой, ярким светом и причудливой смесью запахов, расчленить которые не мог даже тонкий нюх Джаромо Сатти.
Весь приемный зал выглядел как сказочный лес. Пол был украшен травами и цветами, на которых лежали расшитые золотыми орнаментами ковры-дорожки. Колонны, словно могучие деревья, украшали пышные хвойные и лиственные ветви, на которых сидели пестрые певчие птицы, явно привезенные откуда-то из Айберу или Фальтасарга. Даже дикие животные служили тут причудливым украшением — по краям и возле столов с закусками, винами и вертелами с мясом, в просторных клетках жались, спали или бросались на прутья медведи, львы, волки, шакалы и барсы.
Но даже это великолепие убранств меркло по сравнению с публикой. Весь зал был полон мужчин и женщин, одетых в одни лишь украшения и бронзовые маски самых разных зверей, птиц и чудовищ. Они пили, ели, танцевали, пели песни, спорили, купались в одном из трех бассейнов или занимались любовью, не обращая ни малейшего внимания на окружающих.
