— Это он еще за зиму исхудал. Вон, смотри, все ребра пересчитать можно, — ответил ему Киран. — Так то они и по пятьдесят пудов бывают.
— Всем бы так исхудать, как этой животинке! Ну даешь Бычок! Таким не то, что знамя, всю нашу тагму кормить в пору.
Следом за Мицаном осматривать тушу принялись остальные. Тур и вправду был достойной добычей. По началу лес был к ним щедр, и каждый день в обед воинов шла лосятина или кабанятина, но уж вот как пару дней охотники возвращались лишь с белками, глухарями и зайцами — сплошь худыми, костлявыми, еще не успевшими нагулять после зимы жирок и мясо. А из таких только суп варить. Тур же был совсем другим делом. Его мясистые части можно было зажарить на огне с луком и чесноком, жир вытопить, а на костях варить чудную и сытную пшеничную кашу…
Живот Скофы заурчал, словно растревоженный зверь. Если не считать пары глотков вина, то сегодня он так ничего и не ел. Ну ничего, когда они вернуться в лагерь он, пользуясь правом удачливого охотника, обязательно срежет первый кусок со спины тура и поджарит его на костре. Эх, жаль только соли у него оставалось маловато, да и горчичные зерна почти кончились, но это ничего. Найдется у кого-нибудь из десятки.
Тут он заметил, что Лиаф как-то очень пристально смотрит на молодого воина. Он щурился, хмурил лоб, а потом глаза его округлились:
— Ой, да это ж… — удивленно проговорил он, но тут же осекся, получив локтем в бок от стоявшего рядом Кирана. Тот вытянулся и, приложив правый кулак к сердцу, громко представился. Следом за ним отсалютовали и остальные, называя свое имя, тагму и знамя.
И глядя на боевых товарищей, Скофа тоже его не узнал. Он и вправду видел его раньше. Видел во время походов, стоянок, и сражений, пусть и всегда издали. Обычно он был в побеленном железном тораксе, с тисненым золотым быком, остроконечном шлеме, украшенном двумя пучком красных конских волос, и окруженный неизменной свитой из военных сановников, телохранителей и командиров. Но дело было не только в плохой памяти Скофы. Разве можно было заподозрить в этом молодом мужчине, одетом в простую кольчугу, да еще и оказавшимся в лесной глуши в сопровождении всего одного раба командующего их войсками? Их Великого стратига?
Скофа тут же вытянулся, высоко задрав голову и с силой, так что даже дыхание перехватило, ударил себя кулаком в грудь, приветствуя своего командира.
— Рад, что вы меня узнали, но хватит уже тянуться к небу, воины, — произнес великий стратиг Лико Тайвиш. — Правда хватит. Если бы я хотел, чтобы передо мной лебезили и вытягивались — слушал бы советы Сэги.
— И в кои то веки поступили бы верно, хозяин, — буркнул раб. Лико хмыкнул и посмотрел на него с улыбкой, в которой хорошо читалась настоятельная просьба заткнуться. Тот тяжело вздохнул, картинно закатив глаза, и развел руками в извиняющимся жесте.
— Если я не ошибаюсь, то к востоку отсюда должен находиться лагерь тагмы. Долго туда идти?
Киран задрал голову и внимательно посмотрел на небо:
— Если налегке идти, то не больше часа, господин. Тут как раз по бережку удобно будет. Но вот с такой тушей… Может, к полудню и дойдем.
— Если только жилы себе не порвем и спины не переломаем. Хотя бычок того стоит, — улыбнулся своей жутковатой улыбкой Мицан, проведя рукой по спине мертвого зверя.
— К полудню значит… — задумчиво протянул полководец.
— Вы совсем не обязаны идти с нам, господин, — сказал Киран. — Мы же вас только задерживать будем…
— Плохим я буду командиром, если брошу своих солдат. Тем более посреди леса и с щедрой добычей. Да и от провожатых я бы тоже не отказался. И не ухмыляйся так Сэги.
Киран и Лиаф тут же заспорили между собой о способах доставки туши. После нескольких отвергнутых вариантов, они сошлись на том, что проще всего будет соорудить полозья, связав вместе молодые деревца, потом уложить на них быка и тащить за собой по берегу.
Пока они спорили, Фолла ходил кругами, внимательно осматривая деревья, кусты и землю. Мицан с блаженным видом прогуливался по берегу реки, иногда трогая воду кончиком сапога, а Лико с рабом отошли в сторонку, что-то негромко обсуждая.
Скофа же присел возле туши быка, откинувшись на нее спиной, и закрыл глаза, подставив лицо под лучи наконец-то прорезавшего небесного светила. Тут, на берегу, уже чувствовалась весна. Она ощущалась в запахах, в слабом тепле, которое дарило солнце, изредка пробивавшееся сквозь серые, словно вымазанные густой грязью, облака. И даже первая травка, что росла то тут, то там, говорила о скором преображении мира.
В его родной провинции, в столичном Кадифаре, в это время года было уже не просто тепло, а временами даже жарко и все покрывала свежая густая зелень. И солнце там было совсем другим… Ярким, большим, зависшим в бесконечной синеве неба. Оно согревало и обжигало одновременно, словно строптивая, но страстная женщина. А это блеклое светило больше напоминало доживавшую свой век старуху, что куталось в выцветшие лохмотья облаков.
Воин задумался, как давно уже он не был в Кадифаре. Получалось, что четыре года. Сначала их отправили укреплять границу в Дикую Вулгрию, вечно страдавшую от набегов харвенов, а потом они два года воевали с варварами уже на их земле. Не то чтобы в родном городке его кто-то особо ждал, но Скофа скучал по самим родным местам. Он тосковал по цивилизованной жизни и ее удобствам. По жаркому солнцу. По мягким кроватям. По терпким винам, слегка пощипывающим язык. По вкусу тайларских блюд… По всему тому, что было недоступно здесь, у самого края цивилизованного мира…
И единственное что грело ему душу, так это то, что вскоре его служба окончится. Он и так отдал своей тагме больше лет, чем положено, и этот поход был для него последним.
— Дождь будет.
— Что-что? — переспросил прошедшего Мицана Скофа.
— Говорю, дождь собирается, — он показал пальцем на небо. — Вон смотри, как все серостью затянуло. Так что жди сегодня помывки. Может вечером, а может и днем. Как раз когда мы твоего крошку-бычка потащим.
Солдат задрал голову и убедился в правдивости предсказаний Мертвеца.
Когда армия только перешла границу, многие удивлялись, почему харвены строятся либо на холмах, либо вдали от крупных рек. Ведь куда удобнее возводить поселки именно у воды: тут и рыбалка и судоходство. Но потом, столкнувшись с весенними паводками и наводнениями, тайлары поняли, в чем дело. А еще они поняли, почему местные называют раннюю весну временем безумства речного бога.
Весенние дожди в этих краях были настоящим проклятьем. Сильные, продолжительные, они могли длиться часами и днями, смываяпалатки и превращая дороги в потоки булькающей грязи. Но хуже всего после таких ливней дело обстояло с реками — они выходили из берегов, разливаясь порой на четверть версты, и сметали возведенные тайларами мосты и укрепления. Их бурные воды постоянно разбрасывали и разбивали лодки и плоты, приготовленные для перевозки войск, от чего многие в войсках считали, что сама местная природа ведет войну с захватчиками.
