Пусть алатреи и дальше верят во власть знатных и силу крови и происхождения. Пусть алетолаты говорят о возносящих человека достоинствах и благодетелях. Пусть одни жаждут оставить лишь один всевластный Синклит, а другие — возродить множество народных собраний. Пусть все будет так. Но связанные едиными узами богатства и обогащения, они больше не посмеют обернуть свою вражду и свои споры в лязг мечей и копий. Ибо начать войну им придется против собственных сундуков. А такие безумцы если и были среди ларгесов, находились в абсолютном меньшинстве.
— Великие боги, какое же все-таки счастье, что моя племянница родила от твоего сына, Шето, — прервал повисшую тишину рык Логофета войны. — Не завидую я тем, кто встанет на твоем пути.
«Ты даже не можешь себе представить, насколько ты прав, родственничек», — подумал Первый старейшина.
— Да, господа, у нас, кажется, остался еще один вопрос: а как мы назовем эту новую провинцию? — прервал вновь повисшую тишину Басар Тайвиш. — Харвения, или, скажем Харвисфена? Странно, но эту часть мы как то совсем упустили во время нашей дискуссии.
— Хм, и то верно, — согласился Предстоятель. — Не станем же мы звать провинцию Тайлара Землей харвенов и уж тем более землей племен.
— А что? Есть же у нас провинция Дикая Вулгрия. Чем плохи, ну, скажем, Харвенские племена? — рассмеялся Басар.
— Всем плохи, — не поддержал его веселья глава Алетолатов. — Харвены годами наводили страх на наши рубежи, и чем меньше останется напоминаний об их самостоятельности, тем лучше.
— Хавенкор, — неожиданно предложил Арно Себеш.
— И что это значит? — нахмурил брови Беро Митавия.
— Понятия не имею. Просто словно в голове родилось. Вроде и есть связь с харвенами, а вроде и нет.
— Звучит на слух приятно, — кивнул казначей Виго Уртавиш.
— Лично мне нравится Хавенкор, — растягивая, словно пробуя на вкус новое слово, проговорил Лисар Утриш. — Если его выставят на голосование, алетолаты поддержат это название.
— П-приемлемо, — поддержал их Эдо Хайдвиш
— Хавенкор, так Хавенкор. — согласился Киран Тайвиш.
— Тогда пусть эта земля так и будет именоваться отныне, — кивнул Шето.
К полудню Кадиф преобразился. Казалось, что все население Великого города высыпало из своих домов, чтобы столпиться у Царского шага. Все граждане, все свободные люди, все мужчины, женщины и даже дети, спешили туда, чтобы лично увидеть возвращение победоносной армии и те диковинные трофеи, что везли воины из диких земель севера. Тайлары, джасуры, мефетрийцы, арлинги, кэриданцы, сэфты и дейки. Даже заморские гости и те стремились пробиться поближе к оцеплению из воинов домашних тагм, чтобы вживую увидеть столь редкое зрелище. Только заплетенных в косы русых волос вулгров почти не было видно среди стекающего со всех городских концов человеческого моря.
Почти каждый горожанин нес с собой ветки кипариса, кульки с пшеном или высушенные цветки, которые раздавали городские разносчики, стоявшие на каждой улице города, ведущей к Царскому шагу. У кое-кого в руках были небольшие лесенки или табуретки, а шустрая детвора почти сразу заняла все крыши прилегающих домов и теперь толкалась, смеялась и показывала маленькими пальчиками на столпившихся внизу взрослых. Те что посмелее даже бросались орехами и камешками в шлемы гарнизонных солдат, весело махая и корча рожицы, когда они, в очередной раз получив по затылку, злобно оглядывались на раззадоренных сорванцов.
Когда солнце прошло ровно половину пути, все разговоры ругань и смех резко прервал оглушительной силы рев труб. Город замер и в повисшей тишине раздался скрежет открываемых врат. Несколько минут они так и стояли открытыми, заставляя стоявших рядом людей тянуть шеи и жмурится, в надежде увидеть, что же происходит там, по ту сторону гигантского арочного свода, а потом появились они.
Варвары.
Из открытых ворот вышли две дюжины мужчин. Седых стариков и еще полных сил и молодости воинов. Одетые в бронзовые и железные доспехи, с шлемами и золотыми обручами на головах, они, подгоняемые щелчками кнута, тащили за собой белоснежную колесницу, отделанную блестящим на солнце золотом. А на ней, возвышаясь над четырьмя возницами, стоял мужчина одетый в красные доспехи и львиную шкуру, накинутую на плечи вместо плаща. Его лицо было скрыто за маской, один взгляд на которую заставлял биться сердца граждан с утроенной силой, ведь смотрело на них не лицо человека, а сам грозный лик Мифелая — бога войны.
Город взорвался приветствиями. Тысячи глоток превратились в единый восторженный рев и тут же позади Великого стратига харвенской войны грянула музыка. Трубы и барабаны запели походный марш тайларской армии, следовавшей за своим полководцем. Сначала на колесницах выехали стратиги и листарги, а следом за ними, невообразимо пестрой процессией потянулись знаменосцы каждой из участвовавших в походе тагм. Они шли рука об руку с отличившимися воинами. С героями, в начищенных до блеска доспехах.
Сотни ветеранов, в полном вооружении, в кольчугах и шлемах, с копьями и мечами, круглыми и овальными щитами, шли по камням главной улицы столицы, встречавшей их обожанием.
Горожане восторженно кричали, бросали под ноги солдат цветы и зерна, махали им ветвями кипариса и ладонями, а те в ответ улыбались и салютовали оружием. А следом за вступившими в город воинами, потянулась длинная цепь, к которой были пристёгнуты раздетые мужчины и женщины. Несколько тысяч невольников, затравленно озираясь по сторонам, шли по улицам столицы, под свист, оскорбления и презрительное улюлюканье. Жители Кадифа видели в них врагов. Враждебных варваров. Опасных дикарей, что были разбиты их доблестными соотечественниками и встречали соответственно. То и дело кто-то в толпе кидал в пленников куски грязи и камни, а то и вовсе порывался броситься на них с ножом, кулаками или палкой, но стоявшие в оцеплении солдаты моментально пресекали такие попытки, перекрывая древками копий дорогу разъярённым согражданам и уводя уж слишком буйных.
Когда все дикари прошли через врата, следом за ними показались запряжённые волами повозки, проседавшие от всевозможных трофеев: слитков, блюд и подносов, доспехов и оружия, статуй и статуэток, кубков, чаш, шкур, тканей. Все, что было некогда сокровищами покоренной страны и ее жителей, теперь тянулось бесконечной процессией по улицам великого города, встречая изумление и гордость в глазах горожан.
Шето Тайвиш нервно выстукивал незатейливую мелодию о поручень своего кресла. Процессия продвигалась медленно. Слишком медленно, давая о себе знать лишь далеким походным маршем и ревом восторженной толпы. Сидевшие на трибунах первые люди государства уже откровенно скучали. Кто-то дремал, кто-то беседовал, а несколько старейшин и вовсе разложив доску играли в Колесницы. Вот только скука была последним, что тревожило сейчас Первого старейшину. Внутри него полыхал пожар нетерпения. Великие горести, как же ему хотелось сейчас спрыгнуть с трибуны и побежать вперёд, навстречу своему мальчику, чтобы стиснуть его в объятьях и убедиться, что он жив, и цел, и точно снова рядом. Чтобы взглянув в его возмужавшее лицо вновь увидеть те черты, те глаза ребенка, что видел он в самый первый день его рождения…
