Счёт идёт на секунды. Бешено ору механу: «Разворачивай!», пока сам доворачиваю башню и одновременно навожу орудие. В перекрестье прицела вижу, что опаздываю: немец готовился атаковать заранее, разворот его башни опережает нас…
В последний миг нас спасает Леонид, бросив машину вперёд — автоматическая очередь 20-мм снарядов бьёт не в лоб корпуса, а вскользь по левому борту; лёгкий танк содрогается от удара и замертво становится на месте.
Секунда — довернуть маховик горизонтальной наводки. Выстрел!
Удар снаряда приходится в корму броневика. Бронебойный разорвал бы «хорьх» на куски, но зарядили-то мы как раз осколочный, в расчёте на пулемётчиков…
— БРОНЕБОЙНЫЙ!!!
Высаживаю по броневику полдиска в одну очередь. Бронебойно-трассирующие или бронебойнозажигательные пули «Дегтярева танкового» добили бы немца, но обычные патроны лишь рикошетят от наклонной брони. И всё же я дерусь из последних сил, хоть и понимаю, что это конец…
Взрыв «колотушки» под днищем «хорьха» отрывает ведущее колесо. Машина накреняется, и губительная для нас очередь уходит в землю.
— ЕСТЬ!
Выстрел!
Бронебойная болванка таранит лоб развернувшегося к нам броневика; мгновение спустя «хорьх» с грохотом взрывается.
— Ура!
Сквозь разрывы пламени я вижу в метрах двухстах улепётывающий вниз по улице мотоцикл. Врёшь, мразь, не уйдёшь!
С какой-то ликующей ненавистью я жму на спуск спаренного пулемёта и с радостью вижу, что очередь достала врага: отлетает заднее колесо тяжёлого «цундаппа», мотоцикл на скорости переворачивается, подминая собой тела экипажа.
Всё?!
К танку подбегает кто-то из пехотинцев, стучит по броне. Открываю задраенный люк, высовываюсь наружу:
— Это все, лейтенант, оба поворота связаны, они ведут в небольшой кармашек улицы. Там фрицы и прятались, броневик и мотоцикл. Моторизованная разведка.
В нос бьёт запах жжёной резины и горелого мяса. Глядя на улыбающегося сержанта, с трудом проглатываю ком в горле:
— Потери?
Колю с пулемёта срезали, остальные залечь успели, да Лёха слегка зашибся, когда с вашей брони прыгал.
— Кто гранату бросил?
— Я.
Выпрыгиваю на землю. Мельком замечаю глубокие борозды на броне башни, порванную гусеницу. Что-то мокрое ощущается на левой щеке, провожу рукой: кровь. Только сейчас начинаю чувствовать жжение на лице — похоже, изнутри башни ударило мелкими осколками. Так бывает, броня у нас хрупкая. Когда она принимает внешний удар, экипажу порой крепко достаётся брызнувшей внутри сталью.
Сергей стоит передо мной, всё с той же облегчённой улыбкой победителя. Делаю шаг вперёд и заключаю сержанта в крепкие объятия:
— Спасибо, брат, спас ты нас! Володя! Тащи все трофеи, пехоту поблагодарить надо!
— Да хватит, товарищ лейтенант…
— Не хватит! Ты весь экипаж спас! Хоть выпьете за победу!
Сергей улыбается:
— Ну, за победу — это святое!
Отвечаю улыбкой:
— Да, Серёж, теперь по делу: осмотрите мотоцикл, там же пулемёт должен быть, гранаты. Если автомат есть, то, пожалуйста, отдайте нам, в экипаж позарез нужен, вам пулемёта хватит. К тому же у мотоциклистов пистолеты должны быть. Опять же спирт или шнапс, консервы… Нам только автомат. Отправь к комбату двух посыльных, вокруг танка займите оборону, да дай мне человек трёх: гусеницу сшить надо, экипажем долго провозимся.
…Из Ельца мы ушли ближе к вечеру. Какое-то время батальон держал высоту, соседние кварталы занял 1021-й. И всё бы ничего, попытавшихся развернуть артиллерию немцев отогнали пушечным огнём. Однако начало заканчиваться топливо, и комбат принял решение уводить танки из города. Радиостанция была только на его «тридцатьчетвёрке», но она вышла из строя вскоре после схватки на дороге. Видать, удары растрясли её, а на марше капризная техника окончательно вышла из строя.
Потому новости о том, что немцы взяли Роговатово и выбили 55-ю кавалерийскую из Троены, мы узнали, уже выйдя в расположение бригады. Ещё чуть-чуть, и оставшиеся без топлива танки оказались бы в ловушке на улицах города. Сама мысль об этом заставила содрогнуться от ужаса. А ведь в немецком тылу остались бойцы 1021-го…
Бригада понесла страшные потери. При попытке взять Пищулино наши потеряли все три «тэшки», а единственная в этой группе «тридцатьчетвёрка» провалилась под лёд реки при отступлении. Танковая рота лейтенанта Стрельникова погибла в полном составе, прикрывая отход пехоты. Их атаковала вражеская бронетехника и артиллерия, так что никаких шансов у наших танкистов не было. Правда, уцелевшие бойцы рассказывали, что всё время отступления слышали звуки боя — но в расположение бригады так никто и не вышел…
Мир вашему праху, ребята… Мы за вас отомстим.
Глава 2
7 декабря 1941 г.
Аргамаченская слобода.
Спуск к высокому берегу реки Быстрая Сосна.
Лейтенант Владислав Белик, командир взвода 496-го стрелкового полка.
…Иногда, наедине с самим собой, я задаюсь одним и тем же вопросом: каково моим бойцам с таким командиром? Каково им воевать, зная, что ротный всегда ставит взвод на острие удара, а Белик вечно лезет на рожон? Что с командованием, вызывая его неудовольствие и неприязнь, что в бою, подставляя людей под немецкие пули?
Отвечаю я как порядочный еврей, вопросом на вопрос — а как иначе? Как иначе воевать-то, не проявляя инициативы, не стремясь всеми силами выполнить поставленную задачу, сражаясь до конца, отнимая у врага их драгоценные, мл. ть, арийские жизни?! И можно ли в таком случае жалеть себя и не лезть в самое пекло, теряя одного за другим боевых товарищей, друзей, просто подчинённых?
И смысл-то в этой жалости, и что здесь можно изменить? Ну, подлижусь к начальству, так что, в атаку перестанут посылать? Да как бы не так!
В лучшем случае найдут место в штабе, что уже само по себе нереально; как максимум, не каждый раз первым будешь начинать или оставаться в прикрытии. Хотя это тоже немало…
Но кто, если не я и не мои бойцы, в которых я каждую свободную секунду вбиваю военную науку? Я готовлю из них настоящих воинов — инициативных, грамотных, смелых. Бойцов, способных подменить выбывшего члена пулемётного расчёта или грамотно использовать трофейное оружие в бою, метко стрелять и умело драться в рукопашной.
Или мне ещё и с подчинёнными не заниматься, наплевать на их подготовку, как делают некоторые недобросовестные командиры?
Вчера я потерял больше половины уцелевшего взвода: 10 убитых и троих — тяжело и средней тяжести ранеными. Итого в строю осталось всего 11 бойцов… Зато немцев мы перебили на полнокровный взвод, обеспечили успешное наступление батальона, заткнув несколько пулемётных точек.
