— Ну вообще-то тебя с Беловым спать никто не заставлял. Хотела быть девушкой до замужества, так чего ж дал…
Бац! Хлёсткая пощёчина отбросила мою голову в сторону. Но прежде чем красная от ярости и обиды девка ударила меня ещё раз (или убежала, уж не знаю, что она там хотела сделать), я грубо схватил её за волосы и крепко прижал к себе, впившись в губы яростным, страстным поцелуем. Девчонка с силой упёрлась руками мне в грудь, но сумела лишь чуть-чуть отстраниться; прежде чем она хоть что-то сумела произнести, я успел выговорить:
— Я тебя в жёны возьму, слышишь, Я!
И пока Анька ошарашенно на меня уставилась, я скороговоркой, севшим от волнения и страсти голосом продолжил:
— Жить без тебя не могу, понимаешь?! Любила Сашку, отдалась ему по любви — твой грех, но я его прощаю, прямо сейчас, слышишь?! Только моей будь — отныне и навсегда! СОГЛАСНА?!
Аня всё также ошарашенно, даже испуганно на меня смотрит. Не в силах ждать ответа, я вновь привлекаю её к себе, коснувшись губ уже более нежно. И с радостью почувствовал, что девушка робко мне отвечает.
…Где-то за пару часов до объяснения, во время перевязки, со мной заговорил лейтенант, лежащий тут же, в госпитале, — он интересовался происшествием. Несмотря на то, что командир был мне не знаком, я быстро разоткровенничался и вкратце рассказал свою историю. На что лейтенант Белик просто предложил не теряться, а раз люблю, взять девку в жёны.
— Да кто ж нас теперь поженит, чай, война?!
— Эх, молодёжь! Так на войне женить имеют право командиры подразделений, в данном случае начальник госпиталя.
— Ты согласна…
— Ты правда меня любишь?
Смотрю в полные надежды и страха очи. Любимые очи на свете…
— Больше жизни…
Мгновение Аня недоверчиво смотрит на меня, словно что-то ищет. А через мгновение девушка сама доверчиво ко мне прижалась, сама коснулась своими нежными, полными устами моих губ…
— А с Краснорядцевым сделаем так: он не пытался тебя изнасиловать, а только полез целоваться, а не сильничать. Ты не захотела, начала сопротивляться — а я услышал, увидел и понял ситуацию неверно. В палате я с мужиками поговорю, мои слова подтвердят. Наши слова.
— Но ведь до этого мы говорили…
— Да неважно, что мы говорили до этого. Руководство госпиталя пойдёт нам навстречу, им такой эпизод тоже не особенно нужен. Главное, что при таком раскладе нас наверняка поженят, чтобы поставить жирную точку и не продолжать последующих разбирательств. Вроде как парень не знал ситуации, попробовал поцеловать, жених не понял, вот и понеслось… И мне ничего не будет, и его отпустят, и дома успокоятся. А Краснорядцев — Бог ему судья, коли выживет, вернётся, поговорим по-мужски. Думаю, он сам не рад, что учудил… Так что, замуж за меня согласна?
— Согласна…
Глава 6
6 мая 1945 года, г. Елец.
Капитан запаса Владислав Велик.
Мой боевой путь закончился в донских степях на подступах к Сталинграду, на какой-то неизвестной мне безымянной высоте, значащейся лишь в штабных картах набором цифр. Местные, правда, говорили что-то про «лысую гору», скифский или сарматский курган… Вот он и стал для меня местом последней схватки.
Крепко потрёпанный в последних боях полк практически перестал быть боевой единицей. Мне, как временно исполняющему обязанности командира первого батальона, передали оставшихся в строю боеспособных бойцов, порядка двухсот человек, и все средства усиления: два станковых «максима», несколько расчётов бронебойщиков и чудом уцелевшую «сокрокапятку», командир которой, бледный от усталости лейтенант, проклинал своё решение вытащить-таки единственное уцелевшее в боях орудие.
Раненый осколком в плечо майор, мой бывший командир и так же временно исполняющий обязанности командира полка, крепко пожал мне руку — словно прощаясь, пожелал удачи и двинулся с уцелевшей полковой колонной, выводить раненых. Мне же оставалось закрепиться на безымянной высоте и ждать собственной гибели… И молиться — наверное, от безысходности.
Да, именно в тот день я начал сознательно молиться Господу, прося прощения за все свои бесчисленные грехи и моля уберечь Сашу с сыном, Никитой…
Поразмыслив, я оставил на высоте только часть бойцов, лучших стрелков и половину имеющихся в моём распоряжении расчётов с ручными пулемётами. Курган располагался рядом с дорогой; чуть позади его справа в низине я замаскировал «сорокапятку», а напротив неё, через дорогу — два из пяти расчётов противотанковых ружей. Высокая, неубранная рожь хорошо скрыла как пушку, так и окопавшихся бронебойщиков. Слева же от кургана я расположил оставшиеся расчёты бронебойщиков, оба «максима». В километре выше по дороге спрятался взвод бойцов с двумя «Дегтяревыми»; второй взвод я разбил поотделенно для прикрытия каждой из засад.
Рассредоточив людей в засаде таким образом, что как двигающиеся по дороге немецкие колонны, так и атакующие курган фрицы при любом раскладе получат фланговый удар, я несколько успокоился и отбросил в сторону мысли о скорой смерти. Надеюсь, что занятые делом бойцы, спешно окапывающиеся в высушенном жарким солнцем чернозёме, разделяли в тот момент мой боевой настрой.
…Вначале в засаду попала группа мотоциклистов-разведчиков; по ним крепко врезал головной взвод. Из пяти экипажей вырвался лишь один — немцы не должны были заранее знать о нашей позиции на кургане (хотя наверняка её угадали). Так или иначе, но спустя минут сорок после первой схватки на горизонте показалась сильная кампфгруппа из четырёх танков, стольких же бронетранспортёров с экипажами и лёгкими пушками на прицепах двух пулемётных бронеавтомобилей.
Группа развернулась где-то в километре от места первого боя и, соответственно, в двух от кургана. Видимость с высоты была — дух захватывает! — и я во всех подробностях наблюдал за разворачиванием противника.
Вот вражеские орудийные расчёты изготовились к бою, вот танки неторопливо двинулись вперёд, по полю, пустив по дороге броневики. Не обнаружив нашего присутствия на позиции первого взвода (что я временно отвёл в резерв), немцы так же неторопливо продолжили движение вперёд.
Хвалёная цейсовская оптика позволила врагу рассмотреть следы нашего присутствия на высоте задолго до того, как группа оказалась в пределах нашей эффективной стрельбы. Что же, развернув батарею и дав несколько залпов из лёгких противотанковых пушек (что, впрочем, не нанесли нам практически никакого урона благодаря глубоким уже окопам и маленькому калибру орудий), фрицы пустили вперёд пехоту при поддержке бронетранспортёров и одного танка, сильной «четвёрки». Вот это уже была атака, на которую никак нельзя не среагировать.
По моей команде огонь открыли лишь стрелки. Не так и много было у меня бойцов, которых, к тому же, прижимали плотным огнём экипажи бронетранспортёров, расчёты ручных пулемётов и цельный танк, но их пусть и редкий, но в целом меткий огонь одного за одним выбивал фрицевских мотопехотинцев. Последние, неся чувствительные потери, начали отставать, замедлили своё продвижение БТР Гансов.
