Как-то даже от сердца отлегло. Тогда только подумал об Инге. Ну — да, тоже немаловажный фактор. Остаться в Новинске — большое дело…
Стоп! Что значит — тоже?!
Обдумать изменения в расстановке приоритетов помешала подъехавшая к пропускному пункту полуторка. В кабине — водитель и сопровождающий, в кузове — конвоир с дубинкой. Все в серых гимнастёрках с коротким рукавом и однотипных панамах, у всех шевроны с уже знакомым изображением модели атома — у типа в кабине с одной поперечной нашивкой, у остальных пустые.
— Сразу и этого злодея забирайте! — объявил караульный, поднимая шлагбаум.
Конвоир нагнулся и протянул руку, я ухватился за неё и забрался в кузов. Там вдоль бортов тянулись две скамьи, сел поближе к кабине.
Дальше грузовик обогнул здание администрации и остановился на его задворках у спуска в подвал. Лязгнула железная дверь, начали выводить моих товарищей по несчастью. Четверо парней, одна растрёпанная девчонка. Из всех узнал только ту парочку, с которыми вчера вечером толковал агитатор Семён. А вот попытавшихся отдубасить меня уродов видно не было, и если одного наверняка отправили в медсанчасть, то отсутствие второго откровенно озадачило. Но и порадовало тоже.
Сопровождающий расписался за арестантов, и полуторка покатила на выезд, беспрепятственно миновала пропускной пункт, запрыгала на неровной дороге. Утреннее солнышко жарило как-то совсем немилосердно, да ещё растрясло моментально, начало мутить. По этой самой причине особо по сторонам не глазел и всю дорогу больше боролся с тошнотой.
— Куда нас везут? — спросил один из моих спутников, конвоир только головой покачал.
— Увидите, — коротко ответил он, и действительно — увидели.
Вывеска на пропускном пункте, к которому подкатил грузовик, гласила: «Комендатура ОНКОР».
Шлагбаум сразу ушёл вверх, и полуторка беспрепятственно въехала на территорию, остановилась у трёхэтажного кирпичного здания. Меня с товарищами по несчастью завели внутрь, а только дежурный распахнул журнал регистрации, появился начальственного вида усатый крепыш лет сорока в форме, на шевронах которой красовались сразу три угольника.
— Этого с синей мордой первым оформи, — объявил он. — Покажи медику и отправляй в допросную.
— Будет исполнено, господин капитан! — по-военному чётко отозвался дежурный и поманил меня рукой. — Ты кто у нас?
— Пётр Линь, — сказал я и осторожно прикоснулся к скуле.
Та опухла, но далеко не так сильно, как того стоило ожидать, зеркал же тут не было, и не получилось оценить, насколько мне подходит определение «синяя морда». Ну а потом вызванный дежурным медик наложил компресс и приклеил его двумя полосками пластыря крест-накрест.
На этом он счёл свою миссию выполненной и удалился, а меня отконвоировали в допросную. Убранство той оказалось донельзя лаконичным, не сказать — аскетичным. Стол, стулья, голые стены, под потолком — электрическая лампочка, забранная вместо стеклянного плафона металлической сеткой. Пару раз меня доставляли после митингов в полицию, но там опрашивали в обычных рабочих кабинетах, тут же всё выглядело нарочито крепким и солидным, будто напоказ. Хотя скорее просто местная специфика сказывалась. Очень уж контингент в округе специфический.
Долго маяться в одиночестве не пришлось. Уже минут через десять в распахнувшуюся дверь пошёл усатый капитан, скуластый, загорелый и крепко сбитый, а вслед за ним, к моему откровенному изумлению, появился консультант института сверхэнергии, с которым мы вчера пили пиво в буфете столовой.
— Альберт Павлович? — не сумел удержаться я от удивлённого возгласа, хоть и стоило бы промолчать.
— Здравствуй, Пётр! — протянул руку консультант. — Не могу сказать, будто рад встрече при таких вот обстоятельствах, но ничего не попишешь, работа — есть работа. Тут не до принципов.
— Работа?
— Институт предоставляет консультанта всем задержанным, вне зависимости являются они нашими учащимися или нет, — пояснил Альберт Павлович, снял шляпу, присмотрелся ко мне и попросил: — Георгий Иванович, будьте любезны распорядиться насчёт воды.
Капитан выглянул в коридор и коротко бросил:
— Графин воды! — после вернулся к столу, выложил на его край стопку каких-то бумаг, а сам опустился на табурет и хрустнул костяшками сцепленных пальцев. — Пожалуй, приступим…
— Не гоните лошадей, Георгий Иванович. Юноша не в том состоянии…
— Но имя-то своё он назвать в состоянии, так?
— Пётр Сергеевич Линь, — представился я по всей форме, будто в этом была хоть какая-то необходимость.
Кряжистый капитан без всякой спешки скрутил колпачок с перьевой ручки и записал мои фамилию с инициалами на верхнем листе желтовато-серой бумаги.
— Год рождения и полных лет?
— Двадцатый. Полных лет семнадцать.
Допрос начался без неожиданностей, просто собрали установочные данные, а потом принесли стеклянный графин и гранёный стакан, тогда Альберт Павлович заставил нас прерваться. Он расстегнул свой потрёпанный портфель и достал какой-то бумажный свёрток.
— Аспирин, — пояснил, высыпая в воду белый порошок. — Всегда с собой ношу.
Голова после удара куском мыла, тряски в кузове полуторки и солнцепёка просто гудела, принял лекарство с благодарностью. Выпил чуть горчившую жидкость и такое впечатление — и думать стало легче, и раздражающе-яркое сияние лампочки под потолком слегка потускнело.
Форсировать допрос капитан не стал, продолжил расспрашивать о моей прежней жизни, будто ему было до этого хоть какое-то дело. Не угрожал, не давил, просто задавал не относящиеся к делу вопросы и следил за реакцией. Альберт Павлович ему в этом не препятствовал и помалкивал. Лишь предупредил в самом начале, что в любой момент могу обратиться к нему за консультацией, и не проронил больше ни слова. Вроде бы даже подрёмывать начал.
Ну да — это у меня судьба решается, для него простая рутина.
Подумал я об этом без злости и раздражения. В конце концов дело консультанта давать советы, а не моральную поддержку оказывать.
— Так с какой целью ты ткнул потерпевшего заточкой? — спросил вдруг капитан. — Поссорились?
Захотелось сказать, что не заточкой, а гвоздём, и вообще это было нападение по политическим мотивам, поэтому пострадавшим надо считать именно меня; как сдержался — не знаю. В самый последний момент опомнился и язык прикусил, выдал свою первоначальную версию.
Скуластая физиономия капитана приобрела ещё более жёсткое выражение, и он не удержался от упрёка консультанту:
— Альберт Павлович! Нежелание вашего подопечного сотрудничать со следствием возмутительно!
Мой вчерашний собутыльник только руками развёл, заявив:
— Ничего не могу поделать.
— Да неужели?
— Именно так.