Убитых наверняка оказалось бы несравненно больше, но тут послышался рык мощного автомобильного движка, из-за здания вокзала к железнодорожным путям выкатился броневик; его башенка повернулась, длинной дульной вспышкой полыхнул ствол пулемёта.
Крупнокалиберные пули легко прошили галерею, посыпались обломки досок и рам, осколки чудом неповреждённых до того стёкол, но кто-то из анархистов всё же уцелел, вниз полетели гранаты, и уж не знаю, пробили осколки железные листы бронированного автомобиля или наводчику перекрыли обзор клубы пыли, только грохот коротких очередей мигом смолк, и броневик рывком сдал назад.
Тут-то из дверей вокзала и выскочил растрёпанный молодой человек в светлом парусиновом костюме. Он выбежал на залитый кровью перрон и вскинул левую руку, будто бы пытался отгородиться от обстрела.
Будто бы пытался? Или же — отгородился?!
Витавшая в воздухе пыль пошла волнами, словно её толкнуло невидимым щитом, а в отставленной в сторону правой руке незнакомца как по волшебству сформировался сгусток шаровой молнии. С каждым мгновением он искрился всё ярче, ярче и ярче, и хоть анархисты открыли беспорядочную стрельбу, в цель не угодила ни одна из пуль.
При попадании в мерцающую защиту те не отскакивали, не плющились и не рикошетили, лишь полностью теряли скорость и мёртвыми свинцовыми осами падали на брусчатку, звенели и раскатывались в разные стороны. Всякое столкновение оставляло на энергетическом щите мутное пятно, от них начали расползаться и соединяться в сеть белёсые прожилки, и тогда молодой человек резким взмахом руки отправил шаровую молнию в переход над железнодорожными путями.
И вновь — грохнуло! Взрыв прозвучал не так басовито, как первый, но галерею попросту разнесло на куски, словно в неё угодил фугасный снаряд!
Вот тогда-то в моих приоритетах и произошли сдвиги воистину тектонических масштабов. Меркантильные интересы и любовные чаянья оказались сметены осознанием того простого факта, что я и сам хочу обладать подобной властью, желаю управлять сверхэнергией, а не просиживать штаны в бухгалтерии какого-нибудь заштатного завода. Более того — это моё новое устремление отнюдь не было пустыми мечтаниями, и я обладал реальной возможность желаемое обрести.
Дело оставалось за малым — не провалить инициацию и пережить свой первый резонанс.
Глава 2
На инициацию мы опоздали. Не окончательно и бесповоротно и не мы одни, но из-за муторных следственных действий и долгого ожидания нового состава весь заранее утверждённый график отправился прямиком псу под хвост.
Вопреки первоначальным планам в Новинске не задержались ни на час, прямо на вокзале оставили в камере хранения багаж и в срочном порядке выдвинулись к Эпицентру. С автобусами тоже не сложилось, нас — усталых и вымотанных долгой дорогой погрузили в обычные грузовики. Впереди катил кургузый двухосный броневик на высоких колёсах с ребристым протектором шин, замыкали колонну машина с солдатами и ещё одна полуторка с зенитной установкой в кузовке.
Столь серьёзные меры безопасности больше не казались чрезмерными, теперь они не удивляли, а лишь заставляли ёжиться в ожидании нового нападения. Помимо всего прочего на крышах кабин грузовиков были смонтированы вертлюги с ручными пулемётами. Сопровождавший нас боец сразу приладил на своё оружие диск с патронами, но нервозности не выказывал, спокойно сидел на приступке и смолил папиросу.
Как уже успел заметить, весь автотранспорт был отмечен одинаковыми эмблемами в виде стилизованной модели атома, такой же символ с парой узких поперечных нашивок обнаружился на шевроне пулемётчика, а вот погон на зеленовато-песчаного оттенка гимнастёрке не было вовсе, как не имелось и кокарды на панаме.
Солнце висело в зените и не на шутку припекало, поток встречного воздуха был горячим, в лицо летела поднятая колёсами головных машин пыль. Девушки прикрыли лица косынками; я придерживал фуражку, не позволяя ветру сорвать её с головы. После бессонной ночи на тряской дороге начало укачивать, то и дело клевал носом, несколько раз даже едва не падал с протянувшейся вдоль борта лавочки.
— Эх, а на дирижабле или пассажирском аэроплане давно бы на месте были! — мечтательно вздохнул Аркаша. — Не пришлось бы на паровозе через всю страну неделю тащиться. И это нас ещё экспрессом отправили!
— Был бы у тебя папа инженер, летал бы на дирижабле, — рассмеялся Лев, но из-за жары и усталости дружеская перебранка увяла, толком не успев начаться.
Я задремал и какое-то время даже кемарил — встрепенулся, когда над головой низко-низко прошло звено истребителей. Показалось даже, будто сумел разглядеть головы лётчиков.
— «Чайки»! — на глазок определил марку бипланов Аркадий и обратился к пулемётчику. — Беспокойно тут у вас?
Тот последний раз затянулся и выкинул окурок за борт кузова.
— Да не, у нас — тишина и спокойствие! Положено, вот и сопровождаем.
— А как же анархисты?
Боец непонятного подразделения беспечно пожал плечами.
— А что — анархисты? Где мы и где они? Тут особо-охраняемая территория, не баран чихнул! Сюда никому постороннему ходу нет!
— Чего они к нам вообще привязались? — спросила Лия.
Пулемётчик даже головой покачал.
— Ну, барышня! Вы же из политически подкованных, неужто с убеждениями этих поганцев не знакомы? Каждый человек свободен ровно настолько, насколько это не ограничивает свободу других, так?
Лев при этих словах аж рот от удивления разинул. Нет, главный постулат анархистов для него откровением вовсе не стал, просто очень уж удивительно оказалось услышать подобную сентенцию из уст неотёсанного солдафона.
И сразу возник резонный вопрос, а так ли тот неотёсан?
Мне даже стало интересно, в каком подразделении он служит, но постеснялся спросить, промолчал.
— А мы тут при чём? — поинтересовалась Инга. — Какое отношение мы имеем к их свободе?
— Конкретно вы, барышня, не имеете, — с улыбкой ответил пулемётчик. — Но это пока. А вот после инициации из людей заурядных вы с товарищами перейдёте в разряд неординарных. Смекаете?
— Нет! — отрезала Инга, которую явственно покоробило обращения «барышня».
— Ну о каком равенстве прав и свобод может идти речь после обретения вами сверхспособностей? Просто так, что ли, университетские умники трубят о неминуемом наступлении диктатуры сверхлюдей?
— Чушь какая! — фыркнула Инга и отвернулась.
Дальше какое-то время ехали молча. Сонливость понемногу отступила, и я украдкой поглядывал на девушку, но вскоре утомился протирать стёкла очков от пыли, да и припекало чем дальше, тем сильнее; из-под фуражки потёк пот, гимназистская гимнастёрка на спине и под мышками стала неприятно влажной. Поток встречного воздуха нисколько не помогал, наоборот — на зубах уже так и скрипело от мелких песчинок.
