— Какое же ты ничтожество, Макс! — пробурчал себе под нос.
— Не ты один, — послышалось за спиной. — Ты тоже заметил ту девушку?
— Заметил, а толку! Что с ней теперь будет, Амир?
— Не знаю, Махди. Меня не посвящают в планы на счет пленных. Но думаю надолго она тут не задержится.
— Мы должны что-то сделать! — посмотрел в обреченные глаза товарища. — Я не могу позволить им издеваться над ней, медленно убивая.
— Что ты сделаешь? — прошипел он, нахмурившись. — Хочешь оказаться рядом с ней в горе расстрелянных трупов?
— Твою мать, Амир! И что ты предлагаешь? Хочешь повесить на свою душу еще один неподъёмный груз? Чтобы до конца дней винить себя, что абсолютно ничего не предпринял, как и с той девчонкой год назад?
— Б…ь, Махди! — карие глаза вспыхнули огнем, видно сумел надавить на больную тему.
— Разве я не прав? — теперь, когда одолевавшие меня мысли сорвались с языка, я не собирался сдавать назад.
— Нет, не прав! То о чем ты говоришь — самоубийство.
— А разве все, что здесь происходит, можно назвать как-то по другому? Только помимо медленного приближения собственной гибели, мы играем в вершителей судеб, собственноручно отправляя души к Аллаху. Так можно ли назвать это жалкое существование — жизнью? — сердце молотком пробивало себе выход наружу через реберную решетку.
Решимость действовать, родившаяся болезненно и безвозвратно, разбудила мое погрузившееся до этого в анабиоз сознание. Мая хотела спасти этих девочек и я не мог подвести ее.
Несколько мучительно долгих мгновений Амир смотрел на меня колючими глазами.
— А-а-а! — прокричал он и выругался на арабском. — Черт с тобой. Есть у меня один вариант.
Обшарпанные белые стены угрюмо встречали каждого входившего в здание. Они сопровождали гостя в любом из выбранных направлений и грозно следили за его поведением. Затхлый запах, пропитавший каждый кирпич этого строения, рассказывал о его долгой жизни и безразличии нынешних обитателей к состоянию помещений. Звук глухих шагов утопал в узком пространстве коридоров. Следуя за Амиром, мысленно готовился к любому исходу встречи. Адреналин в теле кипел так, что я не успел ни на мгновение пожалеть о принятом решении.
Открыв железную, скрипучую дверь Амир вошёл внутрь, и меня окатило шумом голосов. Войдя следом за ним, осмотрелся вокруг, увидев около десяти парней сидящих на ковре вокруг низкого стола и смеющихся за приемом пищи. В комнате тихо играла музыка. Заметив меня Хасан махнул рукой, приглашая присоединиться к трапезе. Я знал, что он будет ждать меня на ужин, поэтому не отказался и присел рядом, принимая тарелку с бобами и тушеным мясом.
— Ты хорошо проявил себя, Махди, — заговорил он, улыбаясь.
Раньше я не видел его в добром расположении духа. Сурово сдвинутые брови, расправились, а взгляд стал мягче, человечнее.
— Благодарю, — слегка склонил голову.
— Аллах будет доволен твоим вкладом в войну с неверными, — радостно проговорил он.
Поднося лепешку с завернутым в нее мясом ко рту, напрягся всем телом, сдерживаясь от того, чтобы не избить его лицемерную рожу. Называемая им война во имя Аллаха, по факту была обычным истреблением неугодных людей.
— Мне нравится как ты пропитался нашей верой и насколько самоотверженно сражаешься, — продолжил он.
Медленно пережевывая пищу, слушал его речь, боковым зрением поглядывая на окружающих парней, разговаривающих между собой и практически не обращающих на нас никакого внимания. Амир сидел с другого конца стола, время от времени бросая взгляды в мою сторону. Он так же как и я готовился к худшему развитию событий, но надеялся на благополучный исход. У него оказался хороший план. И если не случится ничего непредвиденного, то все должно завершиться так как мы задумали.
— Откровенно говоря, когда увидел тебя впервые в лагере, подумал, что не протянешь и десяти минут во время перестрелки. А ты удивил, — похлопал меня по плечу, словно старого приятеля. — Давно у нас не было таких сильных новобранцев.
— Спасибо, Хасан, — снова слегка склонил голову, отправляя в рот следующую порцию еды.
Мне не хотелось отвечать на его бессмысленную похвалу, не собирался я и лицемерить — будто убийства доставляют мне удовльствие. Все обстояло совершенно иным образом. И я благодарил Господа за еду у меня на тарелке и возможность ее пережёвывать, что давало мне необходимую тишину.
— Понимаю, возможно задания не совсем то, на что ты рассчитывал. Нет необходимого размаха. И возможно думаешь, словно так мы делаем недостаточно или слишком мало. Но скоро нас ждут большие дела, Махди. Помяни мое слово, — и снова его ладонь ударила меня несколько раз по плечу. — Сейчас как раз набираем команду из самых преданных воинов. Мне кажется ты уже готов к тому, чтобы стать самым опасным орудием в руках Аллаха и покарать иноверцев. Я прав?
— Всегда можешь рассчитывать на меня, — протараторил, словно выдрессированный, идеальный, цепной пес.
— А-а-а! — радостно воскликнул он, обнажая в улыбке крупные зубы. — Я знал, что ты готов, брат!
В третий раз его ладонь упала мне на плечо и я с трудом сдерживался от того, чтобы не скинуть ее с себя. Мне не нравилась его компания, не нравились слова, доносящиеся из его лживого рта, и тем более не нравилась его лапа, так по свойски похлопывающая меня, будто я и вправду беспризорная псина, получившая долгожданную кость и порцию ласки.
— А теперь расскажи, есть что-то, чего тебе не хватает для еще более самоотверженного служения всевышнему?
— Мне всего достаточно, благодарю за заботу.
— Ну может есть хоть что-то, что способно скрасить твои дни в перерывах между заданиями? Хочешь женщину?
Перед глазами возник образ девушки оглядывающейся по сторонам. Вот он тот шанс о котором говорил Амир. Все происходит по предсказанному им сценарию. Ужин, разговор, и в качестве поощрения секс с одной из пленниц. Оставалось лишь получить доступ к Маше и тогда я обязательно смогу что-то придумать.
— Возлежание с женщиной без брака харам, — попытался хотя бы на мгновение вернуть его к источнику, во имя которого он и всего приспешники совершают злодеяния.
— Знаешь, брат, — и снова на плече почувствовался вес руки Хасана, — ты прав. Но истиным служителям веры, своим верным воинам, проливающим во имя всевышнего кровь, Аллах делает исключения и прощает минутные слабости.
Ублюдок! Насилие он называл «слабостью», а убийства выставлял за покаяние. Слова старшего напоминали речи змея искусителя. Меня тошнило от его двуличности. Как можно говорить об истинности веры и в то же время совершать поступки идущие в разрез с ее догмами. Замерев на несколько секунд, сделал вдох- выдох, скидывая с себя морок безумия. Каким бы омерзительным мне не казалось происходящее, но нужно было играть дальше. На кону стояло слишком многое. Возможно мне удастся не только спасти Машу, но и выйти на след Маи.
