– Не нужно меня трогать!
Строгов секунду воспринимал мои слова, а потом присел на корточки, морщась от боли в плече. С огромной надеждой посмотрел на меня и проговорил:
– Анютка, красавица моя, не говори так. Я виноват в том, что без твоего ведома решил воспользоваться помощью, но когда познакомился… понял, что пропал. Черт, Анюта, ты пойми, мне нужно было в короткие сроки вывести Давыдова на конфликт и я…
– Решил использовать меня и моих детей? – помогла ему, чтобы он не украшал действительность.
– Черт! Я не по сценарию с тобой спал, – почти прорычал он, прикасаясь к моей руке, сбавляя тон. – Анюта, поверь, если бы ты не будоражила мою кровь, я бы никогда к тебе не прикоснулся.
– И на этом спасибо. А то бы… неприятно было, если еще и заставлял себя.
– Анютка, милая, перестань.
– Да, перестала я… Перестала, – устало выдала, считая, что нужно заканчивать разговор. Не нужен он нам, тем более, когда все во мне стремилось верить каждому слову обманщика. Но больше не стоило доверять. Прочистила горло и проговорила: – Ты прав – мы уезжаем: ты – к себе, а я – к родителям. Временно.
– Ты едешь ко мне! – рявкнул Строгов, отчего чуть не вздрогнула, совсем не понимая его претензий. Что еще нужно? Не наигрался в семью?!
– Так, товарищ Строгов, я попрошу вас не повышать тон и указывать в другом месте. Я выполнила свой гражданский долг – помогла, поэтому прошу не задерживаться в мо… – хотела сказать «моем», но ведь и дом уже не мой. Черт. Посмотрела в сторону окна, отмечая, что снег продолжает падать, и договорила: – в этом доме.
Медленно обернулась и посмотрела ему в глаза. Ощущая, как что-то дрогнуло в груди, понимая, что еще немного и разревусь, попросила:
– Прошу, уходи.
– Ань, я не уйду. Даже не собираюсь возвращаться в Москву без тебя и детей. Вы моя семья!
– Работа – твоя семья, а мы…
Он схватил за плечи и потянул вверх, прижимая к себе, но я не двигалась, оцепенела. Когда смогла говорить, уверенно сказала:
– Уходи!
Стас некоторое время смотрел на меня, а потом отступил и выдал:
– Анюта, ты мне дорога.
Безразлично кивнула и показала на дверь. Мужчина с обидой усмехнулся и пошел в правильном направлении. Внезапно обернулся и проговорил:
– Смотрю, ты счастливой быть не хочешь.
И он это мне? Мне?! Я как дурочка доверилась, поверила, позволила детям думать, что дядя Стас нечто большее для нашей семьи, чем гость, а все оказалось игрой очень умелого актера.
Усмехнулась и спокойно выдала:
– Вероятно. Поэтому не стоить тратить сил и слов. Уверена, на следующем задании ты попросишь Сергея не говорить о том, что не следует.
– Анюта…
– Все, Стас, уходи. Не нужно. Мне хватит того унижения, что сейчас испытываю. Выходит, все участники были в курсе задания.
– Только Сергей знал.
– И за это отдельное спасибо. До свидания.
Сказала и пошла в детскую комнату, желая закрыться и не видеть его. Стоило только оказаться за дверью, прислонилась спиной и стала ждать. Безмолвная неприятная тишина. Стас не уходил. Но стоило только закрыть глаза, как услышала грохот.
«Ушел. Вот и правильно! А то… задержался в деревне…» – подумала, сдерживая всхлипы, рвущиеся из груди, лишь ладонью вытирая слезы. Плакать нельзя – дети проснутся. И это так… ничего не значит. Просто мимолетная слабость, когда разбито сердце.
Глава 18
30 апреля, вторник
Смотрела в окно, удивляясь скверной погоде. Позавчера тепло, а сегодня вновь пришлось теплые куртки доставать из сумок. Чувствовала себя отвратительно. До сих пор не могла поверить, что вот так все обернулась. Я, конечно, справлюсь, но вот состояние было ужасным.
Не верила в то, что произошло, а также поражалась, что нашла в себе силы, чтобы после всего пойти на работу, написать заявление, взять деньги и уйти. Нужно сказать, что в администрации было тише, чем на кладбище. Все смотрели на меня с извинениями и с сочувствием, а мне этого добра не нужно было. Нуждалась я в поддержке, когда мужа убили, а не сейчас. Тогда мне было плохо, я умирала душой, но меня заживо закапывали, показывая свою «доброту». Накинулись словно злые собаки на лису, безжалостно разрывая на куски. А сейчас… не хотела их видеть и тем более принимать извинения.
Не знали они… Конечно, легче обвинить женщину, приписать ей мужика, все грехи на свете, и оболгать, чем понять и узнать правду. Ведь так проще и веселее, можно что рассказать.
Особенно поразил Сусиков. Бывший директор предложил остаться, обещая, что все будет, как раньше и он не посмеет докучать своим вниманием. Мужчина признал, что ошибался и решил загладить свою вину. Но я только забрала документы и пожелала удачи. Была уверена в том, что через неделю он бы опять вспомнил, что у него пустует вакантное место любовницы.
Свекровь… даже не хотела вспоминать. Сейчас она проклинала Давыдова и, естественно, меня, считая виновницей, зачинщицей, колдуньей. Все как обычно. Ничего нового. Ну а как по-другому? У нее всегда я виновата. Не представляла, как ей теперь будет житься, когда меня не будет рядом. Она же заскучает.
Переехала к родителям, с которыми проживали сестра и племянники. Все мои вещи оставили в летней кухне и спали мы на диване в зале. Вроде нормально… ночью, когда все отдыхали. Днем с детьми, а вот вечером, когда все возвращались домой, было тяжело и непривычно.
Посмотрела на стол, посыпанный мукой, на котором лепила пельмени. Две партии были готовы и хранились в морозилке. Своих малышей покормила, поэтому думала прогуляться. Скоро должна была вернуться мама с племянниками. И хоть садик находился совсем в другой стороне от больницы, она забирала их сама, так как Ольге было некогда.
Моя старшая сестра вела студенческий образ жизни на каникулах: спала до обеда, а ночью гуляла до утра. Малышами занимались родители, а она пыталась устраивать свою жизнь. Если случайно мои малыши будили «спящую красавицу» истерила и орала, что я не могла терпеть, особенно когда пыталась кричать на моих детей. Вечером, когда собирались, было сложнее всего. Еще ни разу нормально не поели. Не представляла, сколько еще так выдержу. Моим тоже было тяжело, они привыкли совсем к другой жизни.
Подруга внезапно уехала на две недели в Санкт-Петербург. Обещала, что как только вернется, начнет оформление квартиры. Я ждала.
Самое сложное было то, о чем старалась забыть и не могла. Всеми силами пыталась отвлечься, чтобы не думать о том, что действительно било по рассудку.
Строгов удивлял своей наглостью и непробиваемым характером. Он несколько дней ждал, очевидно, давая мне возможность успокоиться, а потом пошли звонки. И, естественно, что и стоило ожидать от такого мужчины, посмел сюда явиться. Отмечая, как меня это сильно задевает, к нему вышел отец. Они поговорили, а потом папа зашел и попросил меня выйти. Это все слова. Даже не представляла, что Стас ему сказал, и тот с надеждой смотрел на меня. Вышла и сразу попросила:
