Несколько минут на яхте – и вот я в баре на пляже. Мохито в кокосе, танцовщицы в стрингах, - все предназначено для того, чтобы очистить мозги. Долго не думаю – подсаживаюсь на длинный стул напротив симпатичной барменши. Девушка считывает мое внимание в одно мгновение, и тут же игриво улыбается, выгибается, демонстрируя упругую попку, тонкую талию.
Долго не тяну, веду ее на яхту.
Блондиночка мила. Хихикает, не отсвечивает, возбуждает. Стягиваю с нее лиф и трусики, оставив в одном шелковом платье, больше похожем на ночную рубашку.
- Ну зачем! – восклицает она, когда я выбрасываю ее белье в море.
- Оно тебе не понадобится, - шепчу ей в губы.
Девушка поворачивается спиной, потирается попкой о мой внушительный стояк. А тут звонит мой телефон. На экране-длинный номер. Международный звонок.
- Стефан, это я. – Голос на том конце провода не перепутать ни с кем. Все та же скрежещущая сталь.
- Отец? Чем обязан? – девушка улыбается, выгибается как кошка под моими ласками, и я почти не обращаю внимание на то, что льется из трубки.
- Прекрати это, - мне кажется, я слышу, как он устало подпирает подбородок кулаком. – Прекрати это немедленно!
Ее полные сиськи на ощупь почти как настоящие, у меня на них большие планы, и ничего заканчивать я не собираюсь. Возбуждение достигает предела, и даже хриплый от телефонных помех голос отца не может охладить мой пыл. Девчонка уже течет, а всего и нужно было пару раз шлепнуть по аппетитной заднице, да засунуть пару пальцев в рот.
Прижимаюсь стояком, одновременно провожу членом между булочками и засовываю свои пальцы в теплую мягкость ее рта.
- Алан мне все рассказал. О том, что ты творишь у себя на острове! – вдруг выкрикивает отец и от неожиданности я чуть не роняю трубку за борт.
- Да что знает твой Алан, папенькин сынок! – шиплю я зло ему в ответ, отпихнув в сторону почти голую барменшу. – Только и знает, как стукачить, да разъебыв@ть все, что ему доверили.
Отец набирает воздух в грудь, чтобы, как раньше, начать воспитательную беседу, но я отключаюсь и успеваю услышать от него только одно:
- Стефан, опомнись!
- Бл@ть, - сжимаю телефон в кулаке. Дерьмовый день. Дерьмовое семейство Дарк. Сукин сын, Алан. Донес отцу, и ладно бы только ему, что я удерживаю на острове НЕРАСКРЫВШУЮСЯ.
От воспоминаний о Клэр, что судорожно бьется от ударов тока на моих руках, приземлившись на вертолете Алана, меня пробирает озноб несмотря на мягкую жаркую тропическую ночь.
- Вот дрянь! – бью кулаком о стену судна, практически рядом с иллюминатором, от чего прочно впаянное стекло чуть заметно трещит.
- Кто, милый? – вопрошает блондинка.
Беру ее в охапку, всю сразу, целиком, чтобы вжаться всеми членами в ее тонкокостные изгибы, желая пробудить то мимолётное возбуждение, что потрясывало буквально минуту назад…но его нет. Черт. Перед глазами так и стоит лицо Клэр Паркер.
То, как она смотрит на меня своими ярко-зелеными, как трава на солнце, глазами.
19. Клэр
Я сижу в темноте у открытого окна, из которого сильно дует. Поднимаю ноги и прижимаю их к холодной груди, чтобы ступнями не касаться ледяного, как мне кажется, пола.
Сижу и дрожу. Дрожу от ненависти к нему. К этому омерзительному, страшному, беспринципному, сукиному хрену.
И я ненавижу все здесь.
Ненавижу контракт. Эту тупую бумажку, согласно которой весь дом находится в моем распоряжении в обмен на «внимание к мистеру Стефану Дарку».
Ненавижу себя, за слабохарактерность, за слезы, за неумение бороться за себя.
Ненавижу Стефана, за то, что я всего лишь игрушка в его руках.
Ненавижу этот огромный дом на затерянном в океане острове, откуда просто так не сбежать.
Ненавижу ошейник, который показывает мне мое место здесь. Господи, какая же я была дура, что думала, что мистер Дарк будет смотреть на меня иначе, что однажды он проникнется мной, поймет меня и увидит в другом свете.
Что я сменю эту роль «девочки в ошейнике» на какую-то другую…
Нет, этому не бывать. Он ужасен, опасен, страшен в своем странном безумии, когда глаза его остаются холодными, как лед, особенно в моменты моего наивысшего напряжения. Он будто затаившийся охотник, который чего-то ждет от загнанной дичи.
Я немного раскачиваюсь на стуле, чтобы кровь хоть как-то циркулировала в моем ледяном теле и я совсем не превратилась в соляной столб от всех этих невозможных слез, что скопились во мне со времени нашего со Стефаном знакомства.
Вдруг в коридоре слышится шепот, какие-то странные шоркающие звуки, шаги.
Медленно открывается дверь и в несмелом свете луны я вижу ужасающую картину: Стефан входит в мою комнату с девушкой. Они словно слились в одну линию: его могучая полуобнаженная фигура, светлые брюки, огромные руки, в кольце которых хрупкая женская фигура в светлом платье, больше похоже на шелковую сорочку для сна. Длинные волосы путаются в его пальцах, перетекают сквозь них, как вода, и девушка смеется от того, как Стефан ими играет.
Эта интимность момента просто выбивает дух из меня.
Мне нечем дышать, ошейник кажется нереально тугим, и я хватаюсь руками за него, но не произвожу ни звука: поводок наглядно говорит мне, кто я здесь, кем являюсь на самом деле.
Стефан что-то шепчет ей на ухо, и она гортанно смеется. Боже, кажется я впервые вижу, что он так показательно, демонстративно нежен.
От этого все, что есть во мне, все несчастные внутренности, что не успели заледенеть от ветра из окна, скручиваются в узел. Внутри начинает разгораться еще один костер ненависти. Уже к ней. К этой неизвестной девушке, что оглаживает руками мужское совершенное тело; мягко касается тату на шее – хвоста дракона; смеется его шуткам, сказанным на ушко между поцелуями.
Ногти впиваются в ладони, кажется, я готова раскроить их до крови. Губа уже прикушена, чтобы не навлечь на себя очередное наказание от Дарка.
Хочу отвернуться, но не могу: картина этих двоих нереально притягательна, страшна и красива. Я обнимаю свои голые плечи, думая о том, что совсем недавно и его руки также скользили по мне, как сейчас касаются незнакомки.
Эти звуки прелюдии ужасающи. Они слишком нежны друг к другу, нарочито заботливы.
Я чувствую, как кипящие слезы застывают у меня в глазах.
Он роняет ее на кровать, она смеется. Он стягивает штаны, под которыми, конечно же, не оказывается белья и демонстрирует ей свою налившуюся мужскую силу. Она восторженно ахает.
Я же, сидя в темноте возле окна, чувствую ужасающее отвращение к себе и к ним.
Все выворачивается, перед глазами появляется кроваво-красная пелена.
