Я тут же поглаживаю едва заметный укус подушечками пальцев.
— Обязательно было кусаться? — кривит губы она.
— Не смог удержаться, прости, — покаянно говорю, но внутри все поет и цветет от удовольствия.
— Мне нужно в ванную, — вдруг дергается Джинджер.
— Нет, не нужно тебе никуда, лежи, — перехватываю ее легкую руку, кладу себе на грудь, чтобы она слышала успокаивающее биение моего сердца, и это срабатывает. Девушка расслабляется, решив дать себе пару минут для того, чтобы снова перевести дух, и медленно погружается в дремоту.
Глажу ее плечо, задумчиво вывожу пальцем какие-то фантастические узоры на коже. Чувствую ее кожу, прильнувшую грудь, ощущаю приятную тяжесть ноги, которую Джиндж закинула мне на бедро, и думаю о том, что таких волнующих и невероятных впечатлений от секса у меня никогда не было.
И никогда не возникало желания укусить партнершу в шею, чтобы слить ее пульс со своим, опалить нервы вкусом ее крови. Даже с самыми развратными оборотницами, волчицами, в момент наивысшего напряжения, опустошения, зубы никогда не чесались так сильно, как с этой девушкой, которая доверчиво обнимает меня за талию во сне.
Именно в этот момент, когда кровь начинает бурлить в обычном ритме, на меня накатывает понимание того, что я натворил.
Я связал себя самыми прочными узами с этой девчонкой. Самыми прочными и нерушимыми, сделав ее своей парой.
Нужно будет ей как-то об этом сказать, аккуратно сообщить, что теперь…она навечно моя.
Вздыхаю громко, так, что Джинджер беспокойно приподнимает голову.
— Что-то случилось? Все в порядке? — спрашивает она у меня, глядя внимательно и цепко своими прозрачными глазами.
Хмыкаю. Кажется, последний ее вопрос должен задавать мужчина, но никак не девушка, которая только рассталась с невинностью при помощи зверя.
Провожу рукой по ее волнистым волосам, и чувствую, как загораюсь от ее присутствия. Снова и снова.
— Рад, что в день твоего рождения заглянул на огонек, — неуклюже шучу. Но за этой шуткой кроется многое: девушку в любом случае кто-то бы заказал, по ее красивую и неуемную душу отправили убийцу, и его рука бы точно не дрогнула, всадив три оговоренные пули в грудь.
Она ожидаемо морщится, дергается, будто бы пытается уйти. Но кто же ей позволит?
Перехватываю посередине живота, от чего она дергает ногами и руками, и начинает заводиться.
— Тшшш, — шиплю и подминаю под себя. Джинджер, распахнув глаза, смотрит в потолок. — Детка, что случилось – то случилось.
В ее глазах начинают закипать слезы. Черт, с женской истерикой я точно не совладаю. Но у меня для этого есть одно самое действенное лекарство.
Отвожу голову чуть назад, окидываю ее тело жадным взглядом ненасытного зверя, и понимаю, что внизу живота все сразу отзывается на ее аромат, на ее мягкость, на ее упругость и ее настоящий вкус и ритм крови.
Провожу языком по шее, и понимаю, что она немного расслабляется. Удовлетворённо хмыкаю – ее тело начинает настраиваться на меня, это такой биохакинг, и то, что он работает у нее со мной, не может не кружить голову.
Мелкими поцелуями прохожу по коже ниже к груди и примыкаю губами к ее груди. Тяну сосок, кручу его между зубами. Джинджер шипит, выгибается навстречу, руками цепляется то за мои плечи, то за чуть отросшие на затылке волосы.
Она немедленно возбуждается, но я не хочу спешить. Мне кажется, я уже знаю ее тело вдоль и поперек, но мне нужно еще, еще, она как доза адреналина, без которого волку не прожить в теле человека.
Облизываю ладонь, обильно, как могу, и провожу ею у нее между ног – ген волка поможет регенерировать клетки той, ради которой он теперь будет существовать. Не хочу, чтобы второй раз был болезненным или неприятным. Моя девочка должна содрогаться в объятьях оргазма, биться, достигать неимоверных высот и как можно дольше оставаться в своем личном космосе. И я, мое тело, мой член могут ей это подарить.
Джинджер начинает полыхать – кожа становится горячее, бедра немного дрожат, аромат возбуждения рассыпается вокруг нашей постели. Думаю, она его тоже ощущает – крылья носа подрагивают, втягивая воздух, голова запрокидывается чуть вверх, обнажая длинную красивую шею с тонкой фарфоровой кожей, через которую просвечивают тонкие голубые венки.
Неосознанно она приглашает снова слиться во взаимном экстазе, призывая волка изнутри меня, предлагая каплю своей крови, чтобы закрепить союз. Как мне отказаться от этого? Никак.
И я нависаю над ее телом. Удерживая свой вес на двух сильных руках, балансируя на грани между нежностью и разнузданностью, и втягиваю ее запах в себя, чтобы он отпечатался там татуировкой навечно – притягательный и тонкий, свежий и родной.
— Как ты? — медленно шепчу, глядя в ее глаза.
— Если ты не поторопишься, клянусь, я сделаю все сама, — ерничает она, но смешинки в ее глазах пропадают, как только принцесс запрокидывает ноги мне на талию и чувствует мой готовый член рядом, у своего влажного входа.
Я провожу им по поверхности ее половых губ, вверх – вниз, и она замирает, готовясь его принять.
Однако мне не хочется спешить. Удовольствие – это такая вещь, которое иногда нужно растянуть.
Джинджер снова изгибается, выгибаясь струной, открывая свою беззащитную шею с матовой кожей.
Я целую прямо посередине, ловлю губами бешенный пульс.
— Девочка моя, я все сделаю сам, — говорю внятно, спокойно, а у самого внутри все переворачивается, стремится заполнить ее собой.
И я так и делаю.
Как только вхожу в нее, она тут же прижимается ко мне всем телом, сильнее сдавливая в объятиях ногами, пятками вжимая глубже в себя.
Вхожу не на всю длину – мне нужно ее немного помучить, прежде чем Джинджер снова получит свою порцию адреналина.
Дразню, выхожу, чтобы снова войти не до конца.
— Бэд, если ты не поторопишься, — вздыхает девушка, закатывая глаза от накатывающего удовольствия, которое останавливается на грани, — я тебя убью.
— Интересно было бы посмотреть на это, — снова выхожу я из нее, чтобы через секунду провести членом по половым губам.
Джинджер напрягается, льнет, ерзает. Поворачивает голову ко мне, обхватывает лицо двумя руками, смотрит прямо в глаза.
— Не нужно надо мной трястись, я уже не девственница, забыл? — она облизывает свои полные губы, и мне становится не до смеха.
— Когда ты успела стать такой ненасытной? — поддеваю ее я.
— Когда очнулась в твоем доме с мужиком на своем теле, — ее показная грубость очень уместна, и я с удовольствием вхожу в нее до самого конца, практически с размаха. От ее узости и жара подгибаются ноги, из горла вырывается стон.
В ответ Джинджер всхлипывает, ее ноги дрожат, и теперь я знаю, что так она ощущает оргазм. Даю ей немного времени, чтобы понять, прочувствовать, поймать эту волну, и тут же вхожу еще и еще раз.
