Штурмовик закончил ползти и остановился, задрав нос с разбитым винтом. Хвост и задняя часть фюзеляжа лежали, обломившись сразу за бронекапсулой.
– Жми давай! – ору водиле. Пожарный расчет в брезентухе приготовился выпрыгивать из кабины, как только подъедем.
«Пожарка» чуть ли не в «Ил» въехала. Фу-у… В кабине кто-то ворочается, пытается открыть фонарь. Обламывая ногти, вцепился в щелочку и тоже стал дергать фонарь. Вот зараза – еле ползет. Расчет дал струю воды в двигатель. На всякий случай. Заодно и меня облили. Ладно, не сахарный, не растаю. Помогаю парню отстегнуть верхние ремни. Не могу узнать, кто это из ребят – у пилота половина лица в крови. Вторая половина – серо-белая с сумасшедшими глазами и дергающимся ртом. Ребята из пожарного расчета помогли мне вытащить летчика из кабины. Потом начали все заливать водой. Бр-р-р! Холодной, между прочим! Мне теперь не мешало бы переодеться, потому что окатили меня за компанию весьма знатно.
Последний «Ил» коснулся земли, подпрыгнул и снова ударил по взлетке колесами. Фу-у-у-у. Приземлился – катится к дальнему краю с капонирами.
Помогаю снять подвеску парашюта. Потом меня отжали в сторону ребята в белых хламидах. Они подхватили пилота и утащили в свою полуторку, которая тут же рванула в сторону медпункта.
Разбитый «Ил» по частям волоком оттащил со взлетки под деревья подоспевший «ЗИС». Своих орлов отрядил на маскировку – засыпать обломки машины на краю леса срезанными ветками. Сам вместе с «ЗИСом» вернулся на КП. Мне еще надо сделать запись в журнале летных происшествий и написать рапорт о произошедшем. «ЗИС» забрал Чернова и нескольких техников и покатил в сторону леса, над которым уже вовсю клубился черный дым.
Есть что-то расхотелось. Глотнул воды из бачка на КП и отправился под свой навес на поле. Бойцам, которые вернулись после того, как закидали ветками разбитый «Ил», велел сбегать на обед в столовую. Потом надо будет организовать отправку поврежденного штурмовика в полковые ремонтные мастерские. Дежурный телефонист всем своим видом пытался намекнуть, что он тоже хотел бы подкрепиться. Пришлось пойти ему навстречу. Только предупредил, что на все про все у него двадцать минут и что курить он будет не возле столовой, а в щели возле телефона. Проинформировал, что, согласно уставу РККА, предусмотрены только два вида передвижения для личного состава – строевой шаг и бег, и что если он выбирает метров пятьсот до столовой «рубить строевым», то я, как старший наряда, не вижу возражений. Также сообщил, что если он не уложится в отведенный срок, то я беру на себя обязательство обеспечить ему интересное и занятное времяпрепровождение в полном объеме до смены наряда. Красноармеец убежал обедать, а я остался «на телефоне».
Сижу. Глазею на поле и на небо. Хоть и отжал гимнастерку и бриджи, а все равно холодно. Когда наряд вернется, надо сбегать в свою землянку-палатку – переодеться. А то погода весьма нежаркая, и ни фига не высохнет.
Посмотрел на зеленую кучу на противоположном краю поля. Как из двух половинок можно будет собрать целую машину – не представляю. Хотя… Были же в моей реальности умельцы – из битых автомобилей в полуподпольных автосервисах собирали «тачки». У них там отрезать передок от одной машины и приварить к заднице другого аппарата – рядовое событие. И ничего – ездили же. Тем временем засекаю появление легкой кучевки на северо-западе. В метеосводке предупреждали же, вот и доползло до нас. Хочу дождя и нелетной погоды. И почему я раньше так не любил дождь? Сейчас я его просто обожаю. Для меня теперь дождь сродни появлению старосты курса, который сообщает, что последних занятий не будет, или звонку начальника, который ставит нас в известность, что сегодня в честь праздника можно отпустить людей на два часа раньше. Кроме того, никто уже никуда не полетит и не надо будет снова ждать. Особенно не хочу, чтобы кто-то летел после возвращения третьей эскадрильи с вылета. Я вот ясно вижу, как закину флажки и сумку с ракетницей под навес, надену плащ-палатку и пойду бродить по полю. А потом и просто нас снимут с наряда и отправят по своим подразделениям.
Чернов с ребятами не возвращается. Что они там хотят делать? Помогать там некому, чинить и забирать – нечего. По лесу до места падения еще добраться надо.
Коля… Коля из третьей… Кто же это был? Не помню. За неполный месяц на фронте я запомнил как-то только свою эскадрилью. Этот парень – из новеньких, которых прислали всего пару недель назад. А кто был тот пилот, которого я с пожарной командой выдергивал из кабины? Кажется, кто-то из «стариков», из тех, кто остался из прежнего состава полка. Вечером надо узнать – как он там. Вроде руки-ноги целые были. А по голове не скажешь – то ли там дырка, то ли просто шкурку рассадили.
Вернулись мои деятели аэродромной нивы. Нет, надо все-таки самому добежать до столовой и до нашей землянки – переодеться. Непорядок – и в животе заурчало, а эспумизан не только не выдают, а даже еще и не придумали. Пенталгин и антигриппин тоже. Стащил с себя сумку с ракетами – сунул одному бойцу, флажки и красную повязку с устрашающей надписью «дежурный по аэродрому» отдал другому. Поставил своему наряду задачу по усилению бдительности и улучшению контроля воздушного пространства. А также напомнил, что необходимо четко соблюдать требования указаний, предписанных для аэродромного наряда, и что в противном случае это может грозить заслуженным наказанием. Что при непредвиденной ситуации требуется поставить меня в известность и действовать согласно уставу и инструкциям. Выглядело это следующим образом: ткнул пальцем себя в грудь, а потом показал на столовую. Погрозил всем кулаком и сделал жест, изображающий смертную казнь через повешение. И побежал переодеваться и в столовку. А что: меньше слов – больше дела.
Бегом-бегом. Формально с наряда меня никто не снимал. Если что случится – шею намылят со всей ответственностью. Влетел в спалку-палатку-полуземлянку, ставшую почти родной за несколько недель. Вот мое «козырное» место на нижнем ярусе нар. (Имею право, как-никак командир звена.) В ногах на вбитом в бревно полустенки (мне по грудь – дальше утепленная брезентуха палатки) гвозде висел мой верный «сидор» с нехитрым скарбом. Скорее-скорее. Переодеваться. Еще желательно в столовку заскочить, – одной водой сыт не будешь. У меня, как у Тома Сойера, два костюма (тот и этот). Снимаем комсоставовскую гимнастерку и синие бриджи. Вот на фига наши черти у разбитого «Ила» все водой залили? Ведь не горело ничего, даже не дымило! Блин, – и кальсоны тоже мокрые. Видон, как будто не добежал до сортира. Хорошо, хоть в запасе есть труселя типа «семейные»-бис (улучшенные и лично подшитые). Рубаху сменим на майку – ничего до вечера не замерзну. Из запаса достал «полевой комплект». Гимнастерка – обычная, петлицы хоть и голубые, но без золотого галуна по краю. А вот лейтенантские кубари с ярко-алой эмалью точно такие же, и «птички» такие же. «Курицы» и лейтенантского шеврона у меня и на обычной гимнастерке нет – в военторге не было, а потом все как-то руки не дошли раздобыть. Хорошо, хоть подшива на месте. Правда, зараза, несвежая. Из всей бравой красоты летчика РККА у меня осталась только синяя пилотка. Быстрее – быстрее. Мокрую форму повесил на веревке между двумя березами и бегом в столовку.
