Свои часики за время этого дежурства я успел возненавидеть. Вот в принципе за что бы? Хорошие часы, Кировский завод. Довольно точно ходят. Ремешок недавно мне мои мехи на самоделку заменили – прежний совсем истрепался. Одно неудобно – секундная стрелка бегает сбоку и «девятку» закрывает, как я уже жаловался. А невзлюбил их, потому что целый день только на них и пялюсь. Вот ведь дедок, зараза. Не мог «подогнать» что-нибудь более привычное. С другой стороны, здесь не у каждого пилота наручные часы есть. У того же Мишки Салихова вообще карманный «будильник». Мы как-то засиделись с ним у капониров, вот он и продемонстрировал. Часы были в серебристом (а может, и правда серебряном) круглом корпусе с откидывающейся крышечкой и простым лаконичным циферблатом и строгими стрелками. Маленький секундный был расположен снизу. Что за мода такая? Нет бы сразу делать по-человечески, чтобы все стрелки вместе. Гравировка сообщала, что этим «хронометром» Рев. Воен. Совет Южного фронта за отвагу награждает бойца Красной армии Фаниха Салихова. А Мишка говорил, что его отец был врачом. Как потом выяснили – он и вправду являлся одним из ведущих хирургов в Казани. Но хирургом он стал уже после Гражданской. И после Туркестанского похода, в который он ушел, едва закончив ускоренные курсы военных медиков. В июле 41-го военврач первого ранга Салихов, который не смог преодолеть «бронь» Казанского горкома партии, вручил эти часы своему старшему сыну, уезжающему на фронт.
Мишка сейчас ремонтирует «шестерочку», Толик «балдеет» в лазарете, Санька с первым и вторым звеньями ушел на задание. Гришка остался. На этот раз Санька пошел ведомым у Ковалева. Понимаю, что в принципе задание на обработку переднего края (вроде про это говорили на КП) – не самое опасное задание. Но где штурмовикам было легко? В оперативном журнале сегодня уже есть две записи, сделанные моей ручкой: «…выведен из строя огнем МЗА противника». Надо потом узнать, как там ребята. Наш военврач Бородулин после таких посадок обычно всегда хоть на сутки, но к себе заберет. Если что-то будет серьезнее – отправят на полуторке на пятьдесят километров восточнее во фронтовой госпиталь, а там могут распределить в глубь страны или немножко подлечат и через недельки две вернут обратно в полк.
Писать было неудобно, и на коленке получалось коряво, поэтому «боевой листок» с наброском рисунков я убрал к недописанному письму в планшет.
Вместе с водилой запустили его агрегат. На этот раз машинка завелась с третьего оборота ручки и урчала довольно ровно. Все «цилиндры» отзывались – провалов не было. В виде особого расположения усатый прокатил меня до КП и обратно. Получил указания, сверился с доской расписания полетов, забрал свежее метео (вот приколисты – где же их обещанная гроза?). После великого путешествия, занявшего аж целых пятнадцать минут (из них половину времени – на треп с ребятами на КП), мы вернулись к нашему навесу возле старта. Водила, который всю обратную дорогу прислушивался к рычанию, громыханию и завыванию своего аппарата, полез под машину и витиевато выматерился. В смысле того, что выхлопная пришла в негодность и что теперь надо будет думать, чем залатать дырочку. Я составил ему компанию в поисках неисправности и, осмотрев объем разрушений, предложил устранить повреждение куском брезентухи, которую можно вымазать цементом и закрепить проволокой. На что усатый резонно заметил, что последний раз он видел цемент как в разведенном состоянии, так и сухой в начале июня 41-го года, когда принимал участие в строительстве каких-то ДОТов в Белоруссии. Также он сообщил, что разыскать разбитую полуторку и «изъять» с оной выхлопную систему проще, чем найти кусок проволоки. А вообще-то никто особенно не станет возмущаться подрыкиванию из-под машины. Поскольку его убеждения основывались на богатом личном опыте, оспаривать мнение усатого водилы по данному вопросу я не стал. У нас даже учебные цементные бомбы кончились. А то, что на учебных бомбометаниях щедро рассыпали по нашему полигончику, уже застыло в виде больших лепешек, чем-то напоминающие коровьи.
Снова ждать. Как же тянется время…
Оперативный журнал раскрыт. Запись сделал еще раньше. Машинально на полях начал рисовать цветочек, потом облачко и самолетик. И не надо в меня кидаться предметами! Все же рисуют. Вон здесь кто-то несколько рожиц накарябал. Кто-то карандашом изобразил портрет незнакомки. Наверно любимую девушку себе представлял. А вот какие-то «орлы» в крестики-нолики резались, а если отлистнуть немножко назад, то можно увидеть и «морской бой». И ниже строгая нотация за подписью майора Чернова, обещающая большие неприятности тем, кто ведет оперативный журнал таким образом.
Надо стереть свое творчество – какой пример подаю подрастающему поколению. Резиночку достать… Вот ведь зараза. Кто так планшеты делает? Из этого кармашка фиг что достать можно. Во – идея! Надо же стерку немножко подрезать. И что это мне в голову раньше не пришло?
Парням пора бы и вернуться. Ну-ка, ну-ка… Нет. Послышалось. Не летят. Этого лебедка гудела – на противоположной стороне наши трудяги технари и солдашата из БАО пытаются разбитый «Ил» на машину загрузить.
Может, не резать эту резинку? Лучше хранить в другом кармашке? Опять же сейчас стерку подрежу, а когда еще новую смогу приобрести? До ближайшего канцелярского магазина довольно далеко. А в этот кармашек тогда что можно положить?
Ну кто придумал такой садизм – дежурство по аэродрому. Как Бобик на привязи: не убежать и не укусить – только лаять можно. Теперь на своей шкурке почувствовал, какое наказание получил Кузнечик – «вечный дежурный по аэродрому». Уж лучше бы в пехоту списали.
Еще раз «повоевал» со своим нарядом – отправил по одному в расположение, для того чтобы они сапоги почистили и вообще привели себя в вид, подобающий бойцам РККА в соответствии с приказом НКО СССР от ноября 40-го года.
Во, однако, ветерок под вечер откуда-то взялся. Колдун начал веселее трепыхаться и даже пытается расправиться. Может, и правда над нами сжалится небо и пойдет дождь? И можно будет сняться с этого опостылевшего наряда. Должна же быть гроза, раз сводка обещала. Теперь бы только мои ребята вернулись. И желательно целыми и непоцарапанными.
Со времени их старта прошло сорок пять минут. В принципе могли бы уже и вернуться. С другой стороны – это смотря в каком квадрате они будут работать. Если на удалении километров в семьдесят-девяносто, так и целый час может пройти, особенно если Андрюха будет прижимать машины к лесу и ходить зигзагами. За что ценю комэска – это за осторожность и за то, что он не любит рисковать без лишней надобности.
Время, время… То скачет, то застывает на месте – нет никакого с ним сладу. Вот как у Шляпника и Мартовского Зайца – всегда было бы пять часов и всегда было бы пора пить чай. Не лететь, не ждать, не латать технику, а просто пить чай… Можно даже как герои Кэрролла – «крутить» бутерброды себе с маслом и джемом. Так, зря я это про джем – что-то и вправду чайку захотелось. А что у нас в бачке? – О! Непорядок!
– Эй, боец, – подозвал я одного из своих «нарядных», – ты у нас откуда призывался?
– Призван свердловским военкоматом, тарищ младш лейтнант! – четко доложил воин, вытянувшись в струнку. Однако чувствуется, что солдашонок провел со мной в наряде целый день – заметно мое вредное влияние. На рожице так и написано: «Осторожно! Сейчас командир будет прикалываться и надо быстро удалиться на возможно дальнюю дистанцию».