Бойцы, выходящие из самолета, отличались от всех видимых ею до этого дня военных. Они были в специальных комбинезонах, очень похожих на регланы летчиков, но значительно легче, и все были вооружены новыми автоматами, как будто прилетели на фронт. Вокруг них уже толпились встречающие, но сержант так и держал Стрельцову, потихоньку оттягивая ее в сторону, и она тоненьким голосом отчаянно вскрикнула:
– Товарищи! У меня дети умирают! – Неожиданно ее услышали. Высокий военный коротко, но властно приказал:
– Пропустить! – И она оказалась в кругу его спутников.
И только сейчас Настя вдруг вспомнила, как их называют: осназ – специальные войска для войны в тылу врага. В госпитале, в котором она недолгое время работала дежурным врачом, лежал такой осназовец, и среди раненых о нем ходили самые невероятные и удивительные слухи.
От волнения девушка не смогла сказать ни слова, но за нее вдруг сказал интендант этого эвакоцентра капитан Куницын. Липкий, суетливый и как будто сальный колобок в новеньком овчинном полушубке, белоснежной шапке-ушанке и в унтах на коротеньких ногах.
– А! Эта! И сюда пролезла! – В его голосе было столько высокомерного презрения, что Стрельцова даже съежилась.
Настя совсем недавно окончила медицинский институт в Москве и, отработав в госпитале всего полгода, неожиданно для себя оказалась в мобильной эвакуационной команде, срочно переброшенной в Ленинград.
Таких команд в отчаянно цепляющийся за жизнь город отправляли очень много, но, попав в заснеженный город на Неве в составе одной из них, Настя сначала растерялась, а потом и дико испугалась. Настолько нечеловечески страшно выглядели окружающие ее люди, а самое главное – дети, которых разыскивали и вывозили такие эвакокоманды.
На этот аэродром она попала почти случайно – это был самый ближайший эвакуационный центр, в который она могла привезти спасенных ее группой людей. Город был разбит на сектора, и в ее секторе было всего два транзитных эвакоцентра.
Совсем недалеко отсюда они нашли четырнадцать истощенных донельзя детишек, не вывезенных из одной из школ Ленинграда. Их то ли забыли, то ли, как это бывает, эвакогруппу перекинули в другой сектор или сломалась сопровождавшая группу полуторка. Такое бывало достаточно часто.
Даже сейчас Ленинград представлял собой помесь морга и полной безнадеги с робким лучиком надежды. Заснеженные улицы никто не убирал, и проехать по некоторым из них было совершенно невозможно – там уже не осталось живых людей. Наличие людей выдавали узенькие тропинки, пробитые пешеходами сквозь сугробы к продуктовым магазинам и к реке для набора воды.
Детей они нашли только чудом – к школе никакие тропинки не вели. Два дня назад прошел сильный снегопад, но, зная, что школа в этом квартале есть, они все равно проверили ее.
Эвакуационная команда Стрельцовой была стандартная: лейтенант медицинской службы Анастасия Стрельцова за старшую группы, две медсестры – Галя и Лида из военно-морского госпиталя, пожилой санитар Савоськин и водитель раздолбанной полуторки, приданной им только вчера вечером. Замотанная Настя даже не запомнила, как его зовут.
Они загрузили прозрачных, кутающихся в невообразимые тряпки детишек и двух сопровождавших их и уже не в состоянии самостоятельно передвигаться пожилых женщин в свой грузовик, добрались сюда и воткнулись в стену равнодушия, добившую Настю. Начальник эвакоцентра просто отказался кормить и размещать у себя детей. И ноги принесли лейтенанта Стрельцову на недалеко расположенный от эвакуационного центра аэродром.
Все это она, горячась и захлебываясь словами, говорила окружающим ее людям, и их тяжелое молчание давило на нее все сильней и сильней, пока она наконец не замолчала.
– Все ясно, лейтенант! – наконец сказал высокий, но его перебил другой человек – коренастый капитан НКВД:
– Товарищ подполковник! Мы торопимся. Вас ждут в Смольном. – Услышав эти слова, Настя съежилась еще больше.
– Торопитесь? – В голосе высокого подполковника появились металлические нотки. – Куда ты можешь торопиться, капитан, если на твоих глазах умирают дети? В Смольном подождут, а если нет времени ждать, то приедут сюда и будут разгребать это дерьмо. – Говорил подполковник настолько безапелляционно, что Настя даже поежилась, хотя говорилось все это не ей.
Под взглядом этого высокого командира коренастый капитан стал как будто меньше ростом. Задорная напористость исчезла, сменившись растерянностью – игнорировать вызов в Смольный не позволял себе никто, но подполковнику было на это наплевать, и он продолжил:
– «Лето»! Для тебя нашлось дело. Начальник эвакогоспиталя и интендант – твои. Работай. – Осназовец, к которому обратился подполковник, молча кивнул и вдруг быстро и очень сильно ударил интенданта кулаком в лицо.
Куницын с неожиданно тонким визгом отлетел в сторону и кубарем покатился по натоптанному снегу, но его тут же подхватили двое бойцов, прилетевших с подполковником, и, вздернув за заломленные за спину руки, куда-то повели.
– Грабарь! Свою работу ты знаешь сам. – Еще один боец, так же молча, ввинтился в толпу в момент притихших встречающих.
– Батейко! Возьмешь бойцов из оцепления и все продукты, что в мешках, оприходуешь в эвакогоспиталь. Остальное пока сгрузишь в полуторку эвакокоманды лейтенанта.
Эвакогоспиталь оцепить. Чтобы мышь не проскочила. Проверишь всю документацию, численность людей на довольствии, количество продуктов на складе. Проведешь досмотр личных помещений и вещей. Полная проверка, как в Самарканде. Привлекаешь любое количество бойцов. Выполняй.
Андрей! На тебе местный особист, начальник эвакогоспиталя и его заместитель. Все трое через тридцать минут должны стоять передо мной. – Но невысокий худой майор НКВД с пустым правым рукавом, заправленным под нагрудный ремень комбинезона, неожиданно возразил:
– «Лис»! Мы правда торопимся. Нас ждет Жданов. – Настя похолодела!
Она и так замерзла на пронизывающем январском ветру, но при этих словах осназовца ее сердце покрылось льдом.
«Жданов! Их ждет Жданов! Первый секретарь Ленинградского областного комитета и городского комитета партии. Член военного совета Ленинградского фронта. Ой! Мамочки!»
– Да мне насрать! – грязно выругался подполковник. – Пока здесь не разрулим, никуда не поедем, а перед Сталиным я сам отвечу. Лично. Еще вопросы у кого-нибудь остались? – После этих слов Насте показалось, что притих даже ветер, неистово хлещущий по полю, а все находящиеся рядом люди превратились в ледяные статуи.
«Господи! Ответит перед Сталиным лично!» Стрельцова не была набожной, но у нее сейчас выскочило именно это слово, иногда произносимое ее бабушкой.
Для Насти Сталин был много больше, чем главой государства. Она никогда не видела его вживую, но относилась к нему, как и большинство молодых людей ее возраста, со слепым безграничным доверием и почти детским восторгом.
«А подполковник ответит перед Сталиным лично! Кто же он такой?» Эти мысли преследовали Стрельцову то недолгое время, пока они ехали от самолета в эвакоцентр на поданных группе подполковника машинах.
