«Скарбник становится нагл и болтлив. Поэтому давай ему побольше травы…»
Трава! Та самая ядовитая трава, которую Матвей добавляет в молоко, должна сдерживать Скарбника, уменьшать его силу и не давать ему говорить! А ведь котяра знает очень много, он живет не одну сотню лет в его семье! Значит, надо перестать добавлять траву. Только молоко и кровь, и больше ничего.
Так просто!
Матвей вздохнул и улыбнулся. Спустился в подвал, твердо поставил блюдце на пол, уверенно позвал шепотом: «Скарбник!»
Он уже давно не боялся этого громадного кота, который любил пугать, но на деле был вовсе не таким уж страшным. Матвей развернулся и вышел, даже не закрыв за собой дверь, – какой смысл запирать подвал, если все равно зверюга преспокойно лазит по всему дому.
Да, Марьян наверняка знает, как погиб прадед Стефан. Но и Скарбник тоже знает и, наверное, расскажет. Надо только набраться терпения и подождать немного.
2
Мирослава по-прежнему была настороженной и закрытой. Немного переживала из-за экзаменов и страшно хотела поскорее уехать из городка. Готов ли был Матвей к разлуке? Он не мог сказать с уверенностью. Мирослава ему по-прежнему очень нравилась, но это уже было не то горячее, вызывающее сердцебиение чувство, от которого бросало в пот.
Теперь было восхищение, немного грусти и немного радости. Грусть оттого, что его подруге, у которой такая судьба, будет нелегко. Радость от сознания, что они навсегда останутся друзьями и он будет встречать ее после работы до тех пор, пока она не уедет учиться.
Вечером Матвей подвел глаза черным, надел черную куртку и браслет-оберег, застегнул на поясе ножны с мечом и отправился в путь.
В «Старую Прагу» он никогда не заходил, не любил шумные кафешки. Ему больше нравилась тишина дорогого и строгого «Парижского сада» – ресторана при гостинице пани Святославы. Один раз Стефан водил его туда, и они просидели больше часа. Матвей ел мороженое, пока прадед разговаривал с пани Святославой.
Но всем кафешкам и ресторанам Матвей предпочитал свой уютный и спокойный дом. Иногда он думал, что и сам похож на домашнего кота, который не выходит за порог и постоянно мурлычет в хозяйском кресле, довольный теплом и сытной едой. Матвею нравилось, когда к нему приходила Мирослава, нравилось удивлять ее своими кулинарными способностями, видеть, как расслабляется эта всегда напряженная и нервная девчонка, как весело улыбается, попивая свой несладкий и совершенно черный кофе (ни капли молока), как вытягивает босые ноги и блаженно шевелит пальчиками с накрашенными ноготками. Мирослава чувствовала себя в безопасности у него, и это было главное.
3
Простояв перед «Старой Прагой» полчаса и не дождавшись подружку, Матвей решил зайти внутрь. Он не любил запахи пиццы и бургеров, пластиковые стаканчики с кофе навынос, шумных посетителей, цедящих пиво из высоких бокалов, потому брезгливо поморщился, оглядывая просторный зал.
– Можешь позвать Мирославу? – спросил он пробегающего мимо парня-официанта.
– Зачем тебе? Она не работает сегодня, – быстро сообщил тот и пронесся мимо.
Странно. Почему тогда не написала и не предупредила?
Матвей в последний раз обвел взглядом стены кафе, украшенные старинными фотографиями. Квадратные колонны и одна стена в «Старой Праге» были отделаны искусственным кирпичом, и прямо перед входом было прикреплено старое изображение Праги – черно-белая фотка. А под фотографией висел золотой кулон искусной работы.
Матвей подошел, прищурился, разглядывая его. Вещица показалась ему знакомой. Старинное золото, форма сердечка, гравировка. Точно такой же кулон висел на груди девушки Стефана на старой фотографии, которую Мирослава нашла вместе с Желанной. Почему эта штука украшает кафе? Кому принадлежит «Старая Прага»?
Но тут внезапно позвонила Мирослава и предложила встретиться у его дома. Сказала, что прибежит сама и встречать ее не надо. Голос Мирославы дрожал от напряжения, и это было тревожно и странно. Матвей кинулся домой.
Глава четвертая. Мирослава
1
Когда человек внезапно получает серьезную травму – рану или перелом, – боли в первые несколько минут может и не быть. Только осознание произошедшей катастрофы, когда мозг понимает, что повреждения необратимы и серьезны, а нервные окончания еще не реагируют. И тогда случившееся кажется ужасным сном.
Так было и со мной. Я бежала по лестнице вниз, на улицу, и не знала, о чем в первую очередь думать. Мать, значит, боится оказаться без денег. Она экономит на всем, чтобы выучить Снежанку. И в то же время она заплатила ведьме за колдовство, за ворожбу на Богдана. Обеспечила будущее своей любимой младшей доченьке. Злая ирония в том, что платила она деньгами пани Святославы, чей сын когда-то охранял этот город от темной силы.
Моя мать сама стала похожа на ведьму и этой ночью едва не задушила меня. Хотя выглядело это так, словно через нее действовал кто-то другой, ужасный и сильный, и она не отдавала себе отчета в собственных действиях. И Снежанка осталась с ней, будет слушать ее рассуждения о жизни вечером за ужином, вникать в наставления и рассказывать, как прошло общение с Богданом.
А Богдан! Бедный Богдан, у которого отобрали элементарное право быть рядом с тем, кого он любит! Ему правда нравится Снежан-ка или это действие приворота? Где заканчивается его свободная воля и начинается воля моей матери? И почему он должен стать марионеткой в руках жадной и меркантильной женщины? Какое она имеет право распоряжаться чужой жизнью и чужими чувствами?
Боли не было. Внутри меня словно все умерло, и уже не задевали мысли о том, что матери мое будущее совершенно безразлично. Я для нее всего лишь источник дохода, способ добывания денег, такая себе пещера Аладдина с сокровищами.
Хлопнув подъездной дверью, я выскочила на улицу и с силой втянула в себя теплый весенний воздух, пахнущий цветами и мокрой землей. Мыслей было столько, что я не знала, на чем сосредоточиться. Надо найти Матвея, поговорить с ним.
В суматохе я совсем забыла сообщить ему, что в этот вечер не буду работать в «Старой Праге». Он ждет меня там, наверняка уже ждет. А я шагаю по темному проулку, размахиваю руками и нервничаю, пытаясь обдумать все, только что услышанное.
Надо позвонить ему, предупредить. Я остановилась, набрала номер Матвея и сказала, что встретимся у его дома. Это ведь недалеко, я минут через пятнадцать уже буду там.
Мне хотелось двигаться, крушить скамейки, обрывать цветы и пинать ногами мусорные баки. И я припустила бегом, чтобы хоть как-то сбросить растущую ярость, потратить злую энергию, которая бурлила и клубилась во мне, точно адское варево в ведьминском котле.
