– Что это за Третий клан?
– Кто в него входит, я не знаю, знаю только священника, который отправляет службу в церкви. В нашей стране свобода исповедания, и мы не можем запретить ему это. Но иногда из этой церкви выходит темное колдовство, и тогда мы его пресекаем.
Я вгляделась в окно, стараясь найти высокий шпиль церкви. Напрасно: странная мгла поглотила городок, словно тучи вдруг спустились вниз и улеглись на самые крыши домов.
Наконец остановились около дома Матвея. Правнук ведьмака встретил нас у ворот и хмуро подытожил:
– Итак, Снежанка пропала. А мать Мирославы…
– Стала проклятой, – закончил за него Марьян. – Пошли на кухню. Скарбник все еще плетет истории?
– Нет. Слопал почти все сосиски в доме и убрался куда-то, – ответил Матвей.
– Зараза. Но зато рассказал нам все четко и правильно. Ему можно доверять, потому что он все-таки печется о твоем благе, так уж устроен. У меня кое-что есть…
– Что? – спросил Матвей.
– Вот что. – Марьян зашел на кухню и положил на столешницу медный медальон.
Он был довольно большой и еле-еле умещался на ладони. В самой его середине было выбито стилизованное изображение козла с прямыми длинными рогами и узкой бородкой. Глазищи козла казались особенно выпуклыми и злыми, они словно наблюдали за нами, уверенные в своей силе.
– Итак, – резко сказал Марьян, схватил солонку со стола и насыпал вокруг медальона кольцо из соли, – поехали. Мирослава, сними-ка ненадолго свой крестик.
Я послушно отдала ему серебряную реликвию, и Марьян провел круг в воздухе над медальоном. Крестик медленно качался на цепочке и слегка поблескивал.
Мы притихли, Матвей склонился над столом, но Марьян сделал ему знак, чтобы отодвинулся.
Бледные отсветы от крестика упали на медную, красноватую поверхность медальона, и он вдруг завибрировал, задергался на столе, словно ему стало жарко и неудобно, еле уловимо и неприятно зазвенел.
Я вздрогнула и схватилась за спинку стула.
– Зараза, – прошептал Матвей.
Марьян молчал и только вновь и вновь проводил круги над медальоном, пока тот вдруг не поднялся в воздух и не засиял. Тогда Марьян стал читать молитву «Отче наш».
Кто не знает «Отче наш»? Я слышала молитву когда-то, уже не помню где, поэтому сразу узнала.
– «Да будет воля Твоя, да приидет Царствие Твое», – нараспев приговаривал Марьян, и медальон сиял и крутился вокруг своей оси, как будто слова молитвы нагревали его похлеще ангельского огня.
Едва последняя фраза молитвы была произнесена, изображение козла на медальоне утратило свою четкость, размылось, оплавилось.
– Что ты хочешь? – раздался низкий, хриплый голос, полный ненависти.
Ноги мои подогнулись, сердце заколотилось о ребра. На кухне стало жутко холодно, но меня все равно бросило в пот.
– Где сейчас Жнец кланов?
– На старой заправке, – проскрипел жуткий голос, и медальон засиял еще сильнее.
– Пошел вон, тварь, тебе тут не место, – проговорил Марьян и опустил крестик так, что он коснулся медальона.
Громкий треск вспорол тишину, пространство дрогнуло, я рухнула на стул, чувствуя, как дрожат руки.
Матвей отскочил назад, закрывая лицо от жуткого сияния. А когда все успокоилось, на стол упали темные обломки медальона.
– Это надо сжечь. В мастерской твоего прадеда есть печь, – сказал Марьян. – Растопи ее и кинь туда обломки, чтобы они расплавились. Медальон нельзя держать в доме, даже в виде обломков, иначе станешь еще, как мать Мирославы. Я еду.
– Я с тобой, – подскочила я.
– Нет! – рявкнул Марьян. – Я звоню своему брату и отцу, они придут на помощь.
– Там моя сестра! – заорала я, хватаясь за кинжал, который мне дал Матвей.
– Лучше возьми ее, иначе сама заявится. Мирослава так просто не отстанет, проверено, – сказал Матвей, все еще разглядывая обломки медного амулета.
– Там опасно! Там будет смерть, и не одна! Сегодня там будут убивать! – зло рявкнул Марьян уже из коридора от входной двери.
– Пока твои приедут, мы уже будем там, – пообещала я. – Я знаю короткую дорогу. Мы прибежим быстрее, чем если бы ехали по окружной на твоей «Дачии». На машине – это крюк на лишних полчаса, да еще вдруг пробки, или автоинспекция, или еще какие-нибудь черти. Я должна увидеть свою сестру. Я просто уведу ее оттуда, и все.
– Ладно, – покачал головой Марьян, – что с тебя взять. Но слушаешься беспрекословно, а не так, как сегодня. И крестик надень прямо сейчас!
Серебряный крестик отца Теодора лежал на столе и все еще слабо светился. Я схватила его и быстренько повесила себе на шею – теплый металл нежно коснулся кожи, и я сразу почувствовала спокойствие и уверенность.
– Ты же Вартовый, – сказала я Марьяну. – У тебя все получится. Ты умеешь драться, не то что мы с Матвеем.
– Про меня не говори. Я с вами не пойду, мне надо найти кое-что важное, и тогда я присоединюсь к вам. Никак не могу отыскать эту вещь, она принадлежала Стефану, – проговорил Матвей.
– Скарбник должен знать, – заметил Марьян.
– Молчит, зараза. Залез в каминную трубу и молчит, лишь глазищи желтые сверкают.
– Дай ему пожрать, – посоветовал Марьян.
– Так все сосиски уже слопал этот черт.
– Не сосиски. Дай ему мяса, у тебя есть в морозильнике. А вообще хорошо бы крови.
– Кровь у меня тоже есть, в морозилке.
– Вот и дай. Скарбника кормят кровью, ты должен это знать.
– Знаю.
2
Скинув сарафан и натянув джинсы и футболку, я выбежала на улицу. Марьян нетерпеливо переминался с ноги на ногу, прислушиваясь к странным звукам, которые временами нарушали тишину июньской ночи.
Выли собаки, почему-то кричали петухи, жалобно поскрипывали какие-то непонятные и невидимые в темноте птицы. Иногда проносился мотоцикл, нещадно тарахтя и поднимая тучу пыли.
Эту ночь никак нельзя было назвать спокойной и уютной. Она казалась дьявольской, и большая луна, выставившая из-за облаков красное брюхо, только усиливала это впечатление.
– «Когда взойдет кровавая луна…» – пробормотала я фразу из кинофильма «Седьмой сын».
– Ага, тогда ведьма наберет силу и станет драконом. Я тоже смотрел этот фильмец. Только мы с тобой не седьмые сыновья. Нам придется нелегко, если помощь не подоспеет. Я пытаюсь дозвониться Михаилу, но тут нет связи. Как будто мы в глухом лесу.
– Здесь всегда хорошая связь, – возразила я.
– Не сегодня. Сегодня связь блокируется. Пошли, показывай свою короткую дорогу.
– Мы будем только вдвоем?
