— Скажем так, отцу мой выбор не очень понравился, — наконец произнес он, постукивая по ножке бокала, как по клавишам фортепиано, — с тех пор мы почти не общаемся.
— А мама? — захотелось перевести тему, когда я почувствовала, что разговоры об отце причиняют ему боль.
— Мама, она единственная, кто поддержал меня, — лицо мужчины на мгновение озарила мягкая улыбка, но упрямые вертикальные морщинки между бровей не заставили себя долго ждать, возвращая на красивое мужское лицо горечь и жесткость. — Мамы больше нет. Отец добил ее своими изменами. Знал, что у нее больное сердце, но никогда не берег и не щадил.
Сама не заметила, как взяла его за руку и сжала ладонь.
— Мой отец очень эгоистичный человек, Арина, непреклонный и грубый, способный идти напролом. Эти качества помогли ему построить большой бизнес, но они же с легкостью разрушили жизни тех, кто больше всего его любил. Мама говорила, что он не всегда был таким. Когда они познакомились, а это было в Африке, мама не вылезала из национального парка, писала научную работу про его обитателей, много снимала и наблюдала. А отец, новый русский, приехал с другом на сафари.
— Необычное знакомство, как в кино, — перед глазами стояли слоны и жирафы, молодая улыбающаяся американка в брюках и жакете песочного цвета с фотоаппаратом на толстом ремне через плечо, в ботинках низкой посадки и обязательно в широкополой шляпе. — Что было дальше?
— Тогда он так хотел ей понравиться, что был заботливее и мягче. Сначала она согласилась переехать к нему в Россию, а когда появился я, отец настоял, чтоб она бросила работу. Уж больно его нервировали ее отъезды.
— Расскажи, какой она была? — я опустошила свой бокал и, положив руки под голову, приготовилась слушать увлекательный рассказ.
— Мама была очень светлым человеком, искренним, любящим. Она с первой секунды очаровывала всех, кто ее знал, — Ник снова задумался, воспоминания о матери преображали его. Казалось, даже я ощущаю тепло улыбки, скользнувшей на его лице. Он тяжело выдохнул и продолжил. — Отец жутко ревновал и раздражался, когда замечал заинтересованные взгляды в ее сторону, устраивал скандалы. В нашем большом доме часто кричали и били посуду так, что жуткое эхо разносилось по коридорам. Даже прячась в шкафу своей детской комнаты, я слышал безумные крики отца. Мама быстро прощала его, просто не могла долго обижаться, и все повторялось снова.
Ник перевел на меня взгляд своих темных глаз, проверяя, не уснула ли я. Но я внимательно слушала, наслаждаясь его близостью и приятным тембром голоса.
— С годами стало только хуже. Я подрос, и мама хотела вернуться к работе. Но это не обсуждалось. Тогда у нее обнаружили заболевание сердца. Врач сказал, что маму нужно беречь, а ей поменьше нервничать. Я очень переживал за нее, был уже подростком и многое понимал. При этом видел, как отец гулял, не скрывая менял любовниц. С каждым разом они были все моложе и моложе, словно он высасывал из них жизнь.
Губы Ника напряженно сжались в тонкую линию. Теперь мне стало понятным, откуда у него возникли такие нездоровые ассоциации, когда он впервые увидел меня с отцом на острове. Каждый смотрит на мир сквозь призму собственных переживаний.
— Мама тогда совсем угасла. Просила отпустить ее в Штаты к брату, моему дяде Роджеру, но отец ее даже не слушал. Как-то он напился и на очередную ее просьбу ответил, что она — его светлый ангел, который не дает пропащей душе оказаться прямиком в аду. Наверное, так оно и было.
В этот раз Ник сам взял меня за руку и, прислонившись к ней небритой щекой, закрыл глаза. Я так живо испытывала его боль, что моя стала казаться незначительной. Сколько внешне счастливых семей скрывают за дверьми своих домов вот такие истории? Теперь я гладила его по голове, перебирая мягкие темные волосы. Ладонью, все еще прижатой к его лицу, я ощутила, как он улыбнулся. Ник открыл глаза и, повернув голову на бок, долго смотрел на меня, а я на него. И эти взгляды были красноречивее слов.
— Не грусти, на самом деле, не все было так плохо, — Ник чувствовал меня так же хорошо, как и я его, отвечая на еще не заданные вопросы. — Я рос в любви, у меня было счастливое детство. Мы много путешествовали, и тогда мне казалось, что мама знает обо всем на свете: о каждом жучке, о каждой травинке. Я всегда смотрел на мир ее глазами. Уже ребенком знал, чем хочу заниматься. Отец считал все это увлечение животными детской забавой, у него на мой счет имелись другие планы.
Я лежала на пушистом ковре, подложив одну руку под голову, другую, все еще сжимал в своей теплой ладони Ник. Его голос был таким спокойным, приятным, убаюкивающим, что я даже не заметила, как закрыла глаза.
Передо мной снова была саванна и очаровательная кареглазая американка с сияющей улыбкой в песочном костюме и шляпе, из-под которой развеваются светлые локоны. Рядом с ней бегал симпатичный мальчишка, его глаза были мне очень знакомы. Он смеялся и делал свои первые фотографии, наведя объектив на семейство жирафов. Мама гордилась им и ласково обнимала за плечи, поправляя бейсболку на шапке темных непослушных волос.
Здесь очень жарко. Но это же Африка? Здесь и должно быть жарко. Я пытаюсь укрыться в тени, вот только это не спасает. Солнце припекает так ярко, стремительно пробиваясь сквозь листву деревьев. Поднимаю голову, где-то высоко кричат птицы, испуганно разлетевшись стайкой с зеленой кроны. А еще вдалеке навязчиво лает собака. Звук становится все ближе, и я уже слышу стук маленьких шагов и грустное поскуливание где-то совсем рядом.
Мои глаза распахнулись и растерянно заморгали. Комнату заливал яркий солнечный свет. Где я? Руками пошевелить не смогла даже при желании. Повертевшись, обнаружила, что оказалась, как в коконе, заботливо укутанная в одеяло, чуть ли не с головой, еще и в объятьях крепко спящего Ника.
Теперь понятно почему мне снилась саванна и жуткое африканское пекло! Рядом, с его стороны кровати, жалобно поскуливал Скай, но хозяин только прижал меня покрепче, чтоб не вертелась, теперь еще и ногой, и снова уткнулся носом в мои волосы.
Ник, дорогой мой, хороший! Если бы не это одеяло между нами и чертовы приличия, честное слово, я была бы самой счастливой на свете.
И что мне делать? Плюнуть на все нравственные устои в моей голове, выспаться или все-таки поддержать Ская и сбежать в свою каюту?
Опустила чуть ниже одеяло и закрыла глаза. Не буду ни о чем думать. В конце концов, эта привычка все взвешивать и анализировать почему-то не делает меня счастливой?
Все, решено! Ни о чем не думаю!
Все еще не думаю. Просто слушаю дыхание Ника, чувствую, как поднимается его грудь, ощущаю его руку на моей попе. Что?
Ни о чем не думаю! Между нами одеяло, что тебе эта рука? Пусть лежит, где лежала. Начинаю видеть прекрасный сон: снова мы вдвоем на берегу моря, мое платье развевается на ветру, Ник прижимает меня к себе, очерчивая лицо подушечками пальцев, наклоняется ниже, почти касаясь губами и… жалобно скулит Скай.
Нет, я не могу так спать! Глаза снова открылись. А если бедняга описается? Он же как ребенок, у него режим, гулять — значит гулять. Ник, казавшийся до этого спящим, неожиданно подал признаки жизни.
