– Что ты испытывала, когда вызывала меня? Надежду? Отчаяние? Желание спасти мать? Или, может, злость?
Злость? Это понимание кольнуло где-то внутри.
– Почему вы спрашиваете?
– Я твой господин. Отвечай.
– Наверное… наверное, все сразу, – призналась я. – Я очень хотела помочь матери. Очень. Но она разрушала мою жизнь, и мне хотелось это прекратить. Хоть как-нибудь.
– Ты злилась на нее за то, что она заболела. За то, что не давала тебе просто жить, – усмехнулся господин.
– Да, злилась! – с вызовом воскликнула я. – Злость – именно то, что нужно, чтобы пройти второй круг? Ведь это же тьма! Ничего удивительного, если тьма захочет увидеть злость или ненависть в душе? Без нее не наградит? Мы должны стать по-настоящему темными, раскрыть все свои пороки?
Меня била мелкая дрожь. Потому что признаваться в злости на маму было… непросто. И теперь, когда это вырвалось, когда вылилось на господина, я не представляю, что с этим делать!
– Ты понятия не имеешь, что такое тьма.
– А вы?
– Ступай, Алайна. У тебя осталось несколько минут.
Я резко замолчала. До меня только сейчас дошло, что не стоило так разговаривать с господином. Но он не разозлился, только что-то предостерегающее в его глазах подсказывало, что черту лучше не переходить.
– Да, конечно. Я быстро, – откликнулась я, поспешив к выходу из аудитории.
На то чтобы переодеться, осталось совсем мало времени. Не говоря уже о том, чтобы подготовиться к испытанию морально!
Что ждет нас на втором круге тьмы? Очередной ужас, проникающий в душу? Или нечто иное? Может быть, нам на самом деле придется раскрыть, принять все свои пороки, чтобы получить магию тьмы?
И смогу ли я решиться на это?..
Когда мы с Шейлой вышли из своих комнат при полном параде, а вернее, в платьях, предназначенных для посещения источника тьмы, господин уже ждал нас в коридоре.
– Скажите, господин, все ли и всегда посещают источник обнаженными? – поинтересовалась Шейла. Голос прозвучал кокетливо.
– Все. Всегда. Не должно быть ничего, что отделяло бы нас от тьмы.
Ничего, что отделяло бы от тьмы. Кажется, в этих словах сокрыто даже больше смысла, чем может показаться на первый взгляд.
В этот раз господин не повел нас через весь замок, быть может, потому что платья весьма откровенны и красноречиво указывают на нашу цель, а в замке сейчас полно посторонних. Господин воспользовался тьмой. Снова я ощутила, каково это, когда тьма обволакивает и будто куда-то затягивает. Но не успеваешь потерять равновесие, как уже твердо стоишь на ногах. Только в другом месте. Мы оказались в зале с источником.
– Вы знаете, что делать, – произнес господин.
Опять раздеваться перед ним было неловко. В этот раз не спасало даже равнодушие его взгляда, скользящего по нашим фигурам. Белое платье соскальзывает на пол. За ним отправляется нижнее белье. В безразличном взгляде господина нет ни интереса, ни восхищения, ни отвращения. Только холод и пустота. Но что-то беспокоит, не дает расслабиться. И я снова смущенно прикрываюсь.
– Идите, – сказал господин.
Мы вошли во тьму одновременно. Тьма тут же наплыла со всех сторон, скрывая от моего взора и господина, и Шейлу, и весь зал. Осталась только тьма, кромешная, беспросветная. Ее холодные касания, ее задумчивое дыхание, скользящее по коже. В прошлый раз мне только мельком показалось, но теперь я ощутила, по-настоящему ощутила, что она живая! И она рассматривает меня с любопытством, желая заглянуть дальше, чем на первом круге.
– Будешь снова пугать? – прошептала я. Вдруг захотелось услышать собственный голос, понять, что произойдет, если с тьмой заговорить. Голос потонул в ее глубинах. А в ответ послышался шелест:
– Иди вперед. Увидишь.
Я не ошиблась. Она на самом деле живая.
Внезапно тьма рассеялась. Частично. Я увидела, как она скользит по полу, почувствовала, как холодит ступни и обтекает лодыжки. Но тьма больше не была кромешной, не застилала глаза. Открылось свободное пространство, похожее на море. Я недоуменно осмотрелась. Ни стен замка по бокам, ни господина за спиной не было. Только бесконечные просторы со скользящей по полу тьмой. А может, и пола не было как такового – откуда мне знать? Зато впереди стояла целая стена тьмы. Так вот как теперь выглядит первый, уже пройденный круг. И вот как выглядит второй.
Я направилась ко второму кругу и уверенно переступила черту, снова ныряя во тьму.
– Ты грязная, жалкая побирушка!
Я не чувствовала себя ни грязной, ни жалкой. Но сильнее всего ударило последнее слово.
– Почему это побирушка?! Я работаю! Никогда ни у кого не просила денег просто так!
– Побирушка! Побирушка! – вторили остальные ребята с нашей улицы, повторяя за девчонкой, которая всегда меня ненавидела и не упускала шанса подколоть. С тех пор, как мама заболела, и у нас начались по-настоящему трудные времена, поводы для подколов отыскивались без особых усилий.
Воспоминание. Настоящее.
– Я не побирушка! Как вы смеете так говорить!
Мы никогда не были богаты. Но и они… все они тоже не были богаты. Вот только смерть мамы столкнула нас ниже всех остальных…
Злость и обида зрели во мне. Несправедливо. Как же это несправедливо! За что они так со мной? Только потому, что я стала хуже одеваться? Только потому, что бегаю с утра до ночи на учебу, на работу, по магазинам, не находя времени на отдых, прогулки и развлечения вместе с ними? За что?!
– Это несправедливо, – шепчет в голове знакомый голос. И я чувствую дыхание тьмы. – Они поступают несправедливо, ты не заслуживаешь такого отношения.
– Да! Несправедливо!
– Хочешь силу? Хочешь возможность им отомстить?
– Да…
– Ты ее получишь. Если используешь по назначению.
Я злюсь. Хочу кричать. Хочу дать им отпор. Хочу наказать. Раздавить! Раздавить?.. Но… нет. Они ведь дети. Всего лишь глупые дети, которые ничего не понимают. Наверное, тьма здесь просто не подходит.
Тьма отступает. И все меняется. Снова воспоминание.
Я сижу возле кровати больной мамы. Сегодня подруга, теперь, наверное, уже бывшая, звала меня на день рождения. Однако на работе меня не отпустили. Грозились уволить, если уйду. И мне пришлось остаться. Потом я бежала. Отработав смену, спешила к подруге. Только никого уже не было в назначенном месте. Все разошлись, а может, отправились куда-то еще, не дождавшись меня.
Сижу возле кровати мамы. Она спит, голова подергивается из стороны в сторону, по бледному лицу скользят тени.
– Это все из-за тебя, – бессильно, едва слышно шепчу. – Из-за тебя. Ты ломаешь мою жизнь. Лучше бы ты умерла…
