Из кухни доносилось шкворчание. Пахло растопленным маслом и тестом. Геннадию Ильичу приходилось все чаще сглатывать слюну.
Когда собрались завтракать, Ольга критически осмотрела имеющиеся продукты и сказала, что лучше напечет блинов. Заглянула в холодильник и покачала головой:
— Масла, правда, маловато.
— Я вынужден экономить на рационе, — сказал Геннадий Ильич. — Не обессудь.
— У меня на карточке деньги есть, — сказала Ольга.
— Я уже говорил: забудь о карточках и мобильнике. Во всяком случае, на ближайшее время. Сегодня схожу к твоему дому, посмотрю, что и как. Если произошло чудо и наблюдения не будет, тогда воспользуемся твоей карточкой. — Решив, что это прозвучало слишком бесцеремонно, Геннадий Ильич добавил: — Я все свободные деньги потратил на оружие. Пенсию пока что не начисляют. Так что придется посидеть на макаронах.
— Блины лучше, — заверила его Ольга. — На выход! Я люблю готовить в одиночестве.
Она тоже умела быть бесцеремонной. Геннадию Ильичу это нравилось. Сама Ольга ему тоже нравилась. Он дал ей свой старый свитер с горлом и старые Люсины леопардовые лосины. В этом наряде она умудрялась выглядеть чуть ли не нарядной. Красивую от природы женщину ничто не может испортить.
Прибирая утром в комнатах, Геннадий Ильич наткнулся на некоторые детали Олиного туалета, развешенные на батарее, и это произвело на него сильное впечатление. Его волновало осознание того, что под свитером и лосинами на ней ничего нет. Правда, теперь батарея опустела, но Геннадий Ильич догадывался, что Ольга пробудет у него не один день и не два, и это придавало жизни особый вкус.
Когда он в последний раз ел блины? Люся не очень любила готовить.
— Кушать подано! — прозвучал призыв.
Геннадий Ильич независимой походкой пришел на кухню и сел. Они пили чай с вареньем и ели пустые, сложенные треугольниками блинчики — румяные, поджаристые и нежные. Что называется, пальчики оближешь. В прямом смысле.
— Вкусно, — похвалил он.
— Я знаю, — сказала Ольга.
Следовало проучить ее за излишнюю самоуверенность.
— Готовить у тебя лучше получается, чем взрывать рестораны, — поддел ее Геннадий Ильич.
— А по-моему, мне удалось и то и другое, — заявила она.
— Я, конечно, не специалист. Но, насколько я знаю, если взрывник не смертник, то в момент взрыва ему следует находиться как можно дальше. Ты же чуть не погибла.
— Так получилось, — коротко произнесла она. — Не по моей вине.
Насытившись, он отодвинул от себя тарелку и спросил:
— Взрывчатку где взяла?
— Зачем тебе?
Ольга подложила ему новую стопку блинов и вернула его тарелку на прежнее место. Удержаться было невозможно.
— Раз ты такой специалист по взрывным устройствам, — заговорил Геннадий Ильич, жуя, — то, может, обучишь меня? С пистолетом за бандитами не набегаешься. Гораздо удобнее их скопом убирать.
— Я не специалист, — призналась Ольга.
— Тебе кто-то помогал?
— Зачем тебе знать? — повторила она.
— Мне кажется, что мы со вчерашнего дня союзники, — сказал Геннадий Ильич. — Вместе влипли в одну историю, вместе ее расхлебывать. Я тебе доверился, привез к себе, не опасаясь, что ты меня выдашь. Почему же ты мне не доверяешь?
Ольга слегка нахмурилась, почувствовав справедливость упрека.
— Это не мой секрет, — сказала она.
— Как хочешь!
Сердито отодвинув тарелку, Геннадий Ильич встал. — Спасибо.
И с деревянной спиной покинул кухню. Ольга присоединилась к нему не раньше, чем вымыла посуду и прибрала со стола.
— Не обижайся, — сказала она, опустившись на краешек соседнего кресла. — Если бы это касалось только меня… Я не хочу подводить другого человека.
— Твое дело, — обронил он, обратив к ней каменный профиль со вздутым желваком.
— Гена, — окликнула она.
Он упрямо смотрел на экран, по которому беззвучно бегали фигурки футболистов.
Ольга была женщиной, чувствовала себя обязанной ему и не выдержала.
— Обещаешь никому не говорить? — спросила она.
Геннадий Ильич повернулся к ней:
— Даю слово.
— Хорошо. Но это длинная история.
— Мы куда-то торопимся?
Ольга вздохнула, сдавшись окончательно.
— Я работаю… работала в травматологической клинике, в дежурном отделении. Через три дня после Таниных похорон привезли семью, мужа и жену, обоих мертвых. Он был крупным бизнесменом, ему сеть «Эпицентров» принадлежала. Его расстреляли из автоматов в машине, а заодно и жена под раздачу попала…
— Бандиты? — спросил Геннадий Ильич.
— Да, — подтвердила Ольга.
— Из какой группировки?
— Осетины. Те самые, которых мы убили в «Тереке». Он называл их этносами.
— Кто он?
— Ты будешь слушать или вопросы задавать? — рассердилась Ольга. — Сейчас перестану рассказывать! Ты меня сбиваешь!
— Молчу, — сказал Геннадий Ильич и для наглядности закрыл рот ладонью.
Получилось смешно, но она не улыбнулась. Воспоминания, ожившие в ее памяти, не способствовали веселью.
Фамилия пострадавших была Осиповы. Они оба были живы, несмотря на множественные пулевые ранения и осколки костей, повредивших внутренние органы. Их сын приехал в больницу, когда обоих поместили в реанимационную палату. Ольга предложила сделать ему успокаивающий укол, но он ответил, что не нуждается в этом. Его звали Алик.
— Я в состоянии управлять собой и своими эмоциями, — холодно произнес он. — У них есть шанс выкарабкаться?
— Есть, — сказала она. — Всегда есть надежда, пока человек жив и борется.
— В новостях передавали, что машину изрешетили пулями, — сказал он.
— Да, ранений очень много, — подтвердила Ольга. — Тем не менее твои отец и мать очень сильны физически. Пока что нет оснований для паники.
— Я никогда не паникую, — отрезал Алик и сел в коридоре ожидать результатов двух ведущихся одновременно операций.
Он был красив несколько женственной красотой и носил длинные волосы, закалывая их на макушке. Издали его можно было принять за девушку, потому что он имел хрупкое телосложение и был одет в короткие джинсы, кроссовки и яркую куртку — вещи, которые скорее ожидаешь увидеть на представительнице слабого пола. Когда из операционной вышла медсестра, чтобы сообщить о смерти матери Алика, он кивнул и продолжал сидеть неподвижно, уставившись в стену напротив. Через несколько минут последовало известие о том, что Осипов-старший тоже скончался от потери крови.
