И это было правдой. Они были живыми и имели право на счастье. Кому станет легче от их скорби, от их траура? Мертвым? Но и Геннадий Ильич, и Ольга тоже умрут в свое время, и разве захотели бы они, чтобы близкие горевали о них до конца дней? Все люди смертны, и это уравнивает их.
— Будем спать? — пробормотал Геннадий Ильич.
— Давай, — согласилась Ольга. — Только возьми меня за руку, ладно? Чтобы не оказалось, что все это приснилось.
Он взял ее за руку, и они закрыли глаза, сблизив головы на одной подушке. Олины волосы щекотали Геннадию Ильичу нос, но он их не убирал. Это ему не мешало, даже наоборот. Ему было приятно, что она рядом. Ее близость нужна была ему всякая — не только та, что заставляет рычать, стонать и терять голову от перевозбуждения. Ольга лежала возле него, сейчас ему было этого достаточно.
Он не мог не вспомнить Люсю. Разве он ее не любил? Любил. Но это было другое чувство. Разных людей мы любим по-разному. Детей, родителей, женщин, друзей. Мы любим их всех, но это не одно и то же. У любви так много оттенков и градусов, что невозможно дать ей точное определение. С одними людьми хорошо, с другими плохо. Мы тянемся к тем, которые рождают в нас положительные эмоции, и называем это любовью.
В конце концов, мороженое и кофе мы тоже любим, разве не так?
И что в таком случае называется любовью? Влечение. Мы любим то, к чему нас тянет.
Геннадий Ильич улыбнулся, довольный точностью своего определения, и уснул. Улыбка так и осталась на его губах, и, пробудившись, он вспомнил о том, что теперь ему хорошо. Захотелось сказать Ольге что-нибудь приятное. Он слышал, как она плещется под душем, представлял ее себе и испытывал спокойное, ровное радостное чувство, которое посещало его так давно, что казалось совершенно новым, незнакомым.
Когда Ольга вошла, он сообщил ей, что любит ее, и она повторила три его слова, добавив свое «тоже».
«Я тебя люблю» и «я тебя тоже люблю»… Ах, если бы каждое утро людей начиналось с этих признаний! Но это было уже из области фантастики, а фантастику Геннадий Ильич не любил, поэтому занялся делами практическими: сел за компьютер и, ознакомившись с местными новостями, доложил Ольге:
— Мы правильно делаем, что покидаем поле боя. Бандиты сами перемолотят друг дружку. Все к этому идет.
— Надеюсь, — сказала Ольга. — Тебе масло сливочное или подсолнечное?
Они позавтракали кукурузной кашей и стали пить кофе. Геннадий Ильич по традиции заявил, что с кофеином пора завязывать.
— Давай прямо сейчас, — предложила она.
Он заглянул в свою чашку, проверяя, сколько там еще осталось, и сказал:
— Хорошо бы. Вредная штука. Но вкусная, зараза!
— Тогда завтра бросим, — согласилась Ольга. — Заварить еще?
— Можно, — согласился Геннадий Ильич. — Раз завтра все равно бросаем.
Сидя за столом, они стали строить планы. Это было приятное занятие. В планах не было места неприятностям, осложнениям, огорчениям и вообще неожиданностям любого рода. Булькнул мобильник Геннадия Ильича, он прочитал сообщение и с некоторым удивлением объявил:
— Пенсия пришла. Отдел кадров подсуетился. Быстро управились.
— А как быть с моими деньгами? — спросила Ольга. — Накоплено у меня не так уж много, но жалко бросать.
— Пусть лежат, — решил Геннадий Ильич. — Твои счета наверняка арестованы. Когда уедем за границу, попробуем сделать переводы онлайн. А пока придется довольствоваться малым.
Сказав это, Геннадий Ильич призадумался. Он вспомнил о существовании Алика Осипова и о проделках этого паскудника. Дом, доставшийся парню от родителей, выглядел богато. Должно быть, ему перепали также их сбережения и всякие другие материальные блага. А что, если не убивать его, а взять с него плату за фокусы с бомбами? Это было бы справедливо. Пусть откупается. Деньги позволят ускорить процесс изготовления новых документов для Ольги. Можно будет уложиться в неделю или две. Так стоит ли соблюдать щепетильность? Кому она нужна? Или все-таки не скатываться до шантажа и вымогательства?
Положительный герой, каким его привыкли изображать и видеть, вряд ли опустился бы до такого. Но разве не все средства хороши, когда речь идет о жизни и смерти? В особенности о жизни и смерти любимого человека…
«Я сдеру с поганца деньги, — решил Геннадий Ильич окончательно. — Он нам должен. И нечего изображать благородство перед негодяем. Он этого не заслуживает».
— О чем ты думаешь? — спросила Ольга, обладавшая достаточным тактом, чтобы помалкивать, пока не заметила, что взгляд Геннадия Ильича прояснился и он вновь вернулся в окружающую действительность.
Отвечать правду было совсем не обязательно. Тем не менее он сделал именно это.
— И не читай мне морали, Оля, — предупредил Геннадий Ильич. — Потому что тогда я могу передумать, а это будет ошибкой. У нас нет иного способа быстро раздобыть нужную сумму. Я хочу, чтобы мы уехали как можно скорее. Не будем жеманничать. Это называется подчиниться жестокой необходимости.
— Я тоже так считаю, — сказала Ольга спокойно. — Можешь не оправдываться.
— Я не оправдываюсь!
— Оправдываешься. Перед самим собой. Это слышно по тону.
Геннадий Ильич неохотно пожал плечами, признавая справедливость ее слов.
— Значит, решено, — сказал он, подводя черту под сказанным. — Я встречусь с Аликом и выкачу ему счет. По десять тысяч за каждое покушение. Не перебор?
— По-моему, нужно требовать больше, — сказала Ольга. — Человеческая психика устроена так, что мы радуемся, когда у нас забирают не все, а только половину. Пусть откупается за пятьдесят тысяч. До двадцати всегда можно будет опуститься.
Геннадий Ильич засмеялся:
— Ты говоришь так, словно всю жизнь занималась шантажом.
— Пока что нет, — сказала Ольга. — Но раньше я и бандитов не взрывала. И не приходила к мужчинам сама. Теперь у меня другая жизнь. И я тоже другая.
— И какой ты себе нравишься больше? — поинтересовался он.
— Той, которая сейчас с тобой, — ответила она. — Получилось в рифму, заметил? Так что я не только шантажистка, но еще и поэтесса.
— Кто знает, кто знает, — сказал Геннадий Ильич. — Пойду собираться, пожалуй.
Он встал. Ольга последовала его примеру.
— Я тоже, — сказала она.
Только теперь он заподозрил неладное.
— И куда это ты собралась? — спросил он, заранее зная ответ.
Интуиция его не подвела.
— К Алику, — ответила Ольга. — С тобой.
— Кто тебе сказал, что мы отправимся туда вместе?
— Я тебе говорю.
— Нет. — Геннадий Ильич помотал головой. — Ни в коем случае. Это может быть опасно. Ты остаешься дома, я сказал.
