Было видно, что Ольгу переполняет негодование.
— Что это еще за «я сказал»? — возмутилась она. — Откуда у тебя подобные замашки? Мне не нравится, когда мне указывают, что делать. Да еще в столь категорической форме.
— Тебя успокоит, если я скажу то же самое в мягкой форме? — спросил Геннадий Ильич.
— Ни в коем случае, — отрезала она. — Сам говоришь, что это опасно. Я не отпущу тебя одного.
— А ты упрямая.
— Не в большей степени, чем ты.
— Что ж, похоже, мне остается только смириться, — вздохнул Геннадий Ильич. — Пойдем вместе. Но не сегодня. Завтра.
— Куда же ты собрался сейчас, интересно знать? — подозрительно осведомилась Ольга.
— Прогуляюсь вокруг дома Алика, — ответил он. — Посмотрю, что и как, чтобы не наткнуться на засаду. И тебя с собой не возьму. Вдвоем следить сложнее.
— Дай слово, что ты не обманываешь, — потребовала она.
— Пожалуйста. — Геннадий Ильич пожал плечами. — Честное слово. Я только понаблюдаю и вернусь домой.
— Хорошо, — кивнула Ольга. — Тогда займусь ужином. В магазин нужно смотаться. И на рынок. Ты не имеешь ничего против печеной картошки?
— Только за. Обеими руками. Пива взять на обратном пути?
— Возьми, — сказала она. — А то у меня пакеты и без того будут тяжелые. Запустили мы хозяйство.
Геннадий Ильич положил на стол деньги:
— Можешь тратить все. Сниму в банкомате.
— Новый год скоро, — озабоченно произнесла Ольга. — А у меня ничего не продумано и не приготовлено.
— Успеется, — отмахнулся Геннадий Ильич, хотя жизнь уже дала ему недвусмысленно понять, что лучше ничего не откладывать на потом.
В машине он с усмешкой думал, что их отношения с Ольгой с самого начала приближены к супружеским и лишены какой-либо романтики. Это ему нравилось. Он был не в том возрасте, чтобы разыгрывать из себя романтика. Ему вообще нравилось все, что получалось у него с Ольгой. Пока что в ней его устраивало все. Не случайно же он так легко согласился на печеную картошку, которую недолюбливал.
Домой Геннадий Ильич вернулся веселый и раскрасневшийся от свежего воздуха. Пока отмытые длинные картофелины млели в духовке, они с Олей занялись сексом, устроившись прямо в кухне, где некоторые неудобства еще сильнее располагали к интимным забавам.
Картошку сдабривали кусочками стремительно тающего золотистого масла и ели с копченой скумбрией и салом, запивая холодным пивом. По телевизору показывали старый добротный вестерн с Клинтом Иствудом. Они досмотрели до конца, посидели еще немного и легли, потому что оба порядком устали после бессонной ночи.
Без пятнадцати двенадцать в голове Геннадия Ильича сработал внутренний будильник. Осторожно, чтобы не потревожить Ольгу, он высвободил свою руку из-под ее головы. Полежал неподвижно еще, давая ей время вновь забыться крепким сном. Бесшумно встал, выскользнул за дверь и надел на себя заранее заготовленную одежду.
Это был его дом, и здесь он умел двигаться совершенно бесшумно. Ольга не проснулась, когда он покинул квартиру, заботливо придержав язычок замка.
Окна особняка Осиповых были темны. Геннадий Ильич почти не сомневался в том, что Алик дома. Днем, карауля в машине, он видел его в окнах второго этажа. Мысленно восстановив обстановку дома, Геннадий Ильич определил, где находится спальня. Окно размещалось очень удобно — в башне над косой крышей первого этажа. Забраться туда при наличии водосточной трубы не составляло труда, а такая труба имелась.
Подергав ее и убедившись в прочности креплений, Геннадий Ильич полез наверх. Перебираясь через ограду и идя по двору, он оставил следы на снегу, но был уверен, что никто его искать не станет. Алик не дурак, чтобы заявить в полицию о вторжении человека, который способен уличить его в изготовлении взрывчатки. По этой же причине Геннадий Ильич не собирался мудрить с проникновением внутрь особняка. Взобравшись на крышу, он осторожно прошел вверх по скользкой черепице и очутился возле облюбованного окна. Осталось лишь обмотать руку шарфом и разбить стекло, чтобы повернуть оконную ручку изнутри.
Забравшись внутрь, Геннадий Ильич с удовлетворением обнаружил на кровати фигуру спящего в одежде человека. Достать пистолет он не потрудился, осознавая свое физическое преимущество перед Аликом.
— Вставай, маленький засранец, — сказал он. — Разговор есть.
Разговор не получился. С кровати поднялся вовсе не Алик, а незнакомый молодой человек в спортивном костюме и кроссовках. Это явилось для Геннадия полной неожиданностью. Парень был на полголовы выше и обладал невероятной подвижностью. Прежде чем Геннадий Ильич успел приготовиться к обороне, он получил в челюсть и отправился в нокдаун, который мог закончиться для него плачевно. Положение спас спортивный парень, поспешивший добить противника. Склонившись над Геннадием Ильичом, он занес кулак и не сумел отразить удар пальцев, расставленных вилкой.
— Уй! — взвыл он, схватившись за глаза. — Шурик! Сюда! Он здесь.
«Меня ждали, — понял Геннадий Ильич. — Приметил все-таки Алик, сволочь, но виду не подал. Хитрая бестия».
Дальше думать было некогда. В спальню ворвался еще один рослый спортсмен с криком:
— Ты здесь, Жека? Где этот хрен?
Геннадий Ильич объявился прямо перед ним, запрыгнув на кровать, а оттуда — на парня. Он знал, что шансов в кулачном бою у него практически нет, а если дело дойдет до размахивания ногами, то его просто забьют до смерти или до потери сознания. Ни первый, ни второй вариант его не устраивал. Повалив Шурика на пол, он и ему всадил пальцы в глазницы, а затем двинул локтем в разинутый для крика рот.
Это были жестокие приемы уличной драки, бесчестной и бескомпромиссной, когда побеждает не сильнейший, а подлейший. Геннадий Ильич не мог позволить себе подохнуть в драке с двумя здоровыми молодыми парнями или быть взятым в плен, чтобы, опять же, подохнуть, только несколько позже и в мучениях. У него была женщина, за которую он был в ответе. Он не думал об этом, но бился не только за свою жизнь, но и за нее тоже.
Жека, подоспевший сзади, огрел Геннадия Ильича по затылку ребром ладони, которая у него была тверже деревянной. В глазах потемнело. Избегая повторного удара, Геннадий Ильич уперся макушкой в грудь лежащего под ним спортсмена и кувыркнулся через голову. В конце трюка он больно ударился копчиком и задохнулся от боли. Его заминкой хотел воспользоваться Жека, но налетел на поднимавшегося с пола товарища. Оба упали.
Пока они возились, освобождаясь друг от друга, Геннадий Ильич успел вскочить, схватить за спинку стул с одеждой и опустить его на голову Шурика, поднимавшегося первым. Стул был тяжелый, добротный, не то что дешевые и хлипкие. Он выдержал несколько таких ударов, в которые Геннадий Ильич вкладывал все силы.
Он не разбирал, чья перед ним голова, не целился специально, не менял тактику. Стул в его руках совершал одни и те же движения, поднимаясь к потолку и тотчас опускаясь на противников. Геннадий Ильич работал, как молотобоец, круша черепа и кости. Когда стул все же рассыпался, он схватил тумбочку и с размаху бросил ее на спину одного из парней. С залитыми кровью лицами, идентификации они уже не поддавались. Каждый получил свою пулю в лоб, и после этого прежние различия между ними стали совершенно бессмысленными.
