— Я привезу брата за город, — произнес он вслух. — Три с половиной километра на север от дорожного знака. Конец городской черты…
Геннадию Ильичу не нужно было напрягать извилины, чтобы вспомнить координаты, продиктованные ему следователем. Он просто считывал их голосом ровным и по звучанию равнодушным.
— На хрена в такую глушь тащиться? — недовольно спросил Горбатый, дослушав инструкции.
— Там самое удобное место будет, — заверил его Геннадий Ильич. — Мы с Сашей решили сосну срубить на праздник. Где, как не в заповеднике? Там молодняк высажен. То, что надо.
Нетрудно было догадаться, о чем размышляет главарь банды. Небось, прикидывал, что в безлюдном месте будет проще прихлопнуть обоих братьев, да еще не платить денег, обещанных за предательство. Дешево же он ценил Карачаев.
— Уговорил, — сказал наконец Горбатый. — Во сколько вы там будете?
Геннадий Ильич посмотрел в окно, потом на таймер.
— Через полтора часика, — ответил он. — Чтобы до темноты управиться.
— Понял. Ждите там. За вами подъедут.
— Не, ты сам тоже подгребай, — сказал Геннадий Ильич.
— Ты оборзел? — взорвался Горбатый. — Знаешь, что бывает с теми, кто мне стрелки набивает?
— Иначе не пойдет. Я с тобой переговорить хочу.
— О чем ты со мной говорить собрался, фраер?
Геннадий Ильич продолжал строить из себя упрямого болвана.
— Хочу убедиться, что ты не точишь зуб на брата моего, — заявил он. — И не вздумай хитрить. Я тебя в лицо знаю, мне Александр фотку показывал. Не приедешь, мы не выйдем.
В трубке послышалось невнятное бормотание. Отведя душу ругательствами, Горбатый пообещал быть.
— Тогда до встречи, — сказал Геннадий Ильич и бросился собираться в дорогу.
Ему была известна манера бандитов прибывать на места встреч раньше условленного срока, чтобы устроить засаду. На этот раз первым хотел быть он.
Его «шкода» на потертых скатах опасно скользила по мокрым наледям на асфальте. Геннадий Ильич не сбавлял скорости. Он знал, что по дороге с ним ничего не случится. Ему была уготована иная судьба. Он себе ее сам подгадал.
— Брат тебе понадобился? — цедил Геннадий Ильич, глядя на дорогу неподвижным мертвым взглядом. — Будет тебе брат. Будут тебе Карачаи.
Доехав до нужного места, он сбросил скорость до десяти километров в час. Машина медленно поползла вдоль обочины, забрызганной ошметками грязи, смешанной с талым снегом. Как и ожидал Геннадий Ильич, справа появились многочисленные следы, ведущие к небольшому леску. Оно и понятно: сначала сюда приехали лесорубы, а потом — вызванные ими полицейские. Даже оплывшая колея на снегу имелась.
За городом было холоднее, снежный покров, подернутый коркой, пока что держался. Перевалив через спрессованный бруствер, «шкода», елозя брюхом по насту, поползла через поле, преодолела примерно половину пути и прочно засела.
Геннадий Ильич выбрался наружу. По лицу стегануло мокрой крупой, он подумал, что будет трудно целиться, но глаза, в принципе, можно не особо беречь: лишь бы хватило на этот бой.
Последний бой в жизни.
Геннадий Ильич взял приготовленный рюкзак и, не закрыв багажник, запрыгал по кочкам к лесу. Сквозь серые ветки проглядывал нарядно-зеленый сосняк. Добравшись туда, Геннадий Ильич нашел обильно вытоптанную прогалину и догадался, что брата обнаружили где-то здесь.
— Скоро встретимся, Сашок, — пообещал он и стал раскладывать гранаты по карманам расстегнутой куртки.
Пистолеты были сунуты за пояс. Геннадий Ильич почувствовал себя отяжелевшим и неуклюжим, но неудобства были недолгими. Беспокоило одно: явится ли сам Горбатый? Хотелось бы. Это было последним желанием Геннадия Ильича перед смертью. Ему было не важно, скольких бандитов он успеет уложить, прежде чем убьют его самого. Но достать Горбатого было необходимо. Сашку ему, видите ли, подавай! А морда не треснет?
Загребая рыхлый мокрый снег ботинками, Геннадий Ильич вернулся на опушку и увидел, что с трассы сворачивают три автомобиля. Первым шел мощный джип со включенными фарами. За ним, раскачиваясь и подскакивая, двигались две черные легковушки.
Уже смеркалось, но видно было еще достаточно хорошо. Геннадий Ильич встал за ствол, вытащил гранату и стал ждать. Джип обогнул «шкоду», доехал до кустов и остановился, освещая мелкую морось, золотящуюся в сером воздухе. Двери со всех сторон распахнулись одновременно, и автомобиль стал похож на гигантского черного жука, растопырившего свои подкрылки.
Геннадий Ильич сорвал кольцо, досчитал до двух и бросил гранату в полезших наружу людей. Он забыл, что обязательно хотел убить Горбатого. Он помнил только о том, что гранаты следует бросать с сорванными чеками и не слишком медлить, чтобы не взорвались в руке. Он успел бросить три до того, как бандиты из других машин залегли и открыли огонь.
Все было затянуто дымом и оседающими хлопьями. Геннадий Ильич не видел, куда стреляет, и почти не целился. Большая часть пуль летела впустую, не задевая никого и не нанося противникам урона. Это понятно. Геннадий Ильич не был военным человеком. Это был его первый настоящий бой. И последний тоже, так что шансов обучиться у него не было.
Сначала он стрелял стоя. Потом, когда в него попали, сел в сырой снег и продолжал палить уже совсем наугад. Фары и ответные вспышки слепили его. «Как быстро темнеет», — подумал он. Еще только что был вечер, и уже ночь. Как скоро! Как быстро жизнь пролетела…
Он жал и жал на спусковой крючок, не сознавая, что лежит лицом вниз и пули его уходят в землю. Он знал только, что должен стрелять, и он стрелял. Стрелял, сколько мог. Сколько хватало сил. Такая установка была им сделана, и он ей следовал, этот не самый лучший на свете боец, этот бывший полицейский, не дослужившийся даже до звания подполковника. Потерявший все и всех майор Карачай Геннадий Ильич. Всех, кроме самого себя.
